Судьба руководителей русских монархистов после Февральской революции
Однако для того, чтобы составить верное представление о том, на какой стороне были в период революционной Смуты русские черносотенцы, есть довольно простой способ: вспомнить, где и что они делали в это время, и что тогда говорили.
К 1917 г. некогда единая черносотенная организация — Союз Русского Народа — была расколота. Ее наследниками можно считать: Всероссийский Дубровинский Союз Русского Народа (возглавляемый А.И. Дубровиным), Союз Русского Народа (во главе с Н.Е. Марковым) и Русский Народный Союз им. Михаила Архангела (во главе с В.М. Пуришкевичем).
А.И. Дубровин почти сразу после февральской революции был арестован, и до ноября 1917 г. находился в заключении. Выйдя на свободу, он с женой переезжает к сыну в Москву, где тяжело заболевает: почти два года он будет прикован к постели, и лишь в апреле 1919 г. окрепнет настолько, что сможет выходить из дому. Понятно, что в столь плачевном физическом состоянии он не мог вести сколько-нибудь активную политическую деятельность.
Н.Е. Маркову удалось избежать тюремного заключения. Сначала он пытается, и небезуспешно, создать нелегальную монархическую организацию, главной целью которой станет освобождение Царской Семьи. К сожалению, Маркову и его соратникам спасти Государя не удастся. После этого осенью 1918 г. он эмигрирует в Финляндию. Но уже весной 1919 г. вернется в Россию, вступив в Северо-Западную армию, в рядах которой будет служить вплоть до того момента, когда она, потерпев поражение, отступит в Эстонию.
В.М. Пуришкевич, подобно Н.Е. Маркову, почти сразу после февральской революции начал подпольную деятельность, целью которой было свержение установившегося либерального режима. Пуришкевич наиболее тесно взаимодействовал с основателями Белого движения. Более того, в их число он может быть зачислен, поскольку созданное им еще до февральской революции «Общество Русской государственной карты», совместно с людьми генерала Алексеева, стало собирать первые кадры будущей Белой армии. В последующем именно организация Пуришкевича начала переброску петроградских юнкеров-артиллеристов на Дон. А вскоре и сам он отправится на юг, где сражалась Добровольческая Армия, с которой будет вместе до самой своей смерти, случившейся в феврале 1920 г.
Мы видим, что из трех наиболее влиятельных вождей русского черносотенства два принимали участие в Белом движении. Из этого следует вывод: несмотря на наличие либеральных и даже социалистических элементов в Белом движении, несмотря на случаи притеснений черносотенцев, находившихся в рядах Белых Войск, все-таки именно в белых русские монархисты-черносотенцы видели своих. В ряды белых они вставали, полагая, что, сражаясь в Белой Армии, они сражаются за Веру, Царя и Отечество. И они не ошиблись.
Черносотенство и царская бюрократия
Критики «справа» очень часто приводят, в качестве аргумента те или иные негативные высказывания белых вождей о черносотенстве и «старом режиме». Однако и этот вопрос не так уж прост, как кажется.
Не стоит забывать, что Русское Черносотенство, остановившее масонско-еврейскую революцию 1905-1907 гг., было старательно разлагаемо врагом. Расколы, взаимные обвинения, и множество провокаторов и провокаций, прикрытых флагом Черной Сотни — все это создавало, как и рассчитывали инженеры революции, удручающе-отталкивающий облик русского монархического движения, в котором далеко не все деятели были на должной нравственной высоте. И если для нас сегодня черносотенство — это свт. Тихон и свщмч. Ефрем Селенгинский, св. Царь Николай II и свщмч. Иоанн Восторгов, Дубровин и Марков, то у многих русских людей, причем порядочных, честных монархистов девяносто лет назад слова «Черная Сотня» вызывали ассоциации с такими личностями, как Сергей Труфанов (Илиодор), с разного рода амбициозными крикунами.
Что же касается критического отношения к социально-государственному строю Императорской России, то оно у абсолютного большинства белых вождей действительно было. Впрочем, столь же критически оценивались предреволюционные реалии и русскими черносотенцами, что нашло отражение в Уставе Союза Русского Народа. В примечании к четвертому пункту Программы Союза об этом говорится предельно ясно: «…Союз отмечает, что современный бюрократический строй, заслонивший светлую личность русского Царя от народа и присвоивший себе часть прав, составляющих исконную принадлежность русской самодержавной власти, привел отечество наше к тяжелым бедствиям, и потому подлежит коренному изменению».
И для такой позиции были все основания. К сожалению, многие «махровые» монархисты в правящем слое, еще недавно бывшие на 100 % верноподданными, в Феврале забыли про все свои клятвенные обещания. Кто-то откровенно предал Государя, а кто-то, сохранив свои убеждения, при этом ничего не делал для спасения России. И не только сам не делал, но еще и нередко пытался воспрепятствовать другим. Такого рода «монархистам» было дорого не Православное Самодержавие, а свое весьма комфортное положение в сложившемся и отнюдь не идеальном строе Империи петербургского периода.
Это течение, действовавшее преимущественно в среде эмиграции не исчезло и поныне. Наиболее яркое выражение свое оно приобрело в движении так называемых кириллистов — последователей самозваного «императора» Кирилла и его потомков. Нет такой силы, с которой эта публика не была бы готова сотрудничать ради достижения власти, ради создания собственной квази-монархии. Этакого фальшивого «самодержавия», с «императором» в Барвихе, жандармерией на Лубянке и боярами на Охотном Ряду; ну и, разумеется, с «купечеством» в лице Абрамовичей и Фридманов.
Для такой публики чрезвычайно характерна привязка к «мертвой букве и пустой форме» — начиная с Закона о престолонаследии (весьма избирательно трактуемого) и заканчивая мишурой разного рода новодельных орденских лент, бумажек с гербовыми печатями, а также посиделками в различных Дворянских Собраниях, члены которых годами мучительно размышляют над вопросом: а зачем, собственно говоря, они здесь собрались?
О «православных сталинистах»
Там, где исчезает христианский дух, начинается тяготение к мертвой форме. Это мы видим у кириллистов. И тоже самое наблюдается в стане «православных» сталинистов, которые тоскуют по «сильной руке», и для которых в конечном итоге неважно, чья это будет рука: православного Царя или диктатора-инородца.
Такое мiровоззрение не может быть признано православно-монархическим, то есть черносотенным. И потому не надо смущаться теми, подчас весьма жесткими характеристиками, которые давали белые вожди или те или иные мыслители — участники Белого движения, дореволюционной российской действительности. Столь же сурово подчас оценивали ее и русские черносотенцы. Как справедливо говорил Н.Е. Марков, «монархисты не должны быть реакционерами в смысле возвращения старых ошибок… Не к возвращению грехов и пороков прошлого, не к старым порядкам, а к старому порядку должны мы стремиться». Этот дух был присущ и знаменитому Рейхенгальскому съезду бело-монархистов в Баварии в 1921 году: «без старых недостатков, но на старом фундаменте».
И в этой общности взглядов мы находим еще одно свидетельство того, что по духу своему Белая борьба явилась продолжением черносотенной борьбы предреволюционного периода. Ибо и черносотенцы 1905-1917 гг., и белые воины 1917-1922 гг. могут быть определены великолепным термином И.А. Ильина: «добровольцы русского государственного тягла».
Совершенно очевидно, что черносотенство не было антагонистом Белого движения, но было его прямым предшественником в борьбе за национальную Россию — Россию Христа и Царя.