Сегодня восстание в Кронштадте в марте 1921 года принято считать выражением недовольства матросов, «красы и гордости революции», оставшихся не у дел на четвертый год правления большевиков. И мало кто подозревает, что одной из главных движущих сил в этом антисоветском выступлении стали кубанские и запорожские казаки.
Роковая ошибка большевиков
Откуда же появились в Кронштадте кубанцы? Крушение Белого фронта на Юге России весной 1920 года привело к трагической гибели почти всего Кубанского казачьего войска. Большинство кубанцев оказались брошенными на узкой прибрежной полосе от Сочи от реки Псоу. В конце апреля новоиспеченный казачий атаман Николай Букретов подписал с красными соглашение о капитуляции, гарантирующее чинам Войска жизнь и свободу, а офицерам даже сохранение личного холодного оружия. После чего бежал в Тифлис.
В итоге угодившие в плен казаки, подверглись суровой фильтрации. Основная масса офицеров была отправлена в лагеря на Северную Двину и Урал, где большинство вскоре погибли. Лишь немногим удалось бежать. По-иному сложилась судьба рядового и унтер-офицерского состава. Без долгих разговоров их мобилизовали в Красную армию. Но как неблагонадежный элемент, кубанцев предпочли рассредоточить по тыловым гарнизонам, подальше от Польского и Врангелевского фронтов.
Так, более тысячи молодых 19-20 летних кубанцев оказались в морской крепости Кронштадт, а еще несколько сотен пополнили гарнизон форта Красная Горка. Впрочем, доверять оружие казакам большевисткие комиссары не спешили. Казаков предпочитали назначать в рабочие команды по погрузке нефти, угля, снарядов и дров, в лучшем случае их ставили ездовыми. Вместе с кубанцами на Красной Горке оказалась и значительная масса мобилизованных украинцев, сосланных сюда же «от греха подальше». Многие из них успели приобрести фронтовой опыт, громя красных в отрядах Петлюры и батьки Махно.
«Казачье сало» на кронштадтском масле
А 1 марта гарнизон Кронштадта потребовал прибытия председателя ЦИКа Михаила Калинина. Политические вопросы кронштадтцы в открытую не поднимали, формально речь шла об улучшении выдаваемых пайков. Но уже в ходе митинга стали говорить о письмах, приходящих из дома, где рассказывалось про бандитизм продотрядовцев и карателей ЧОНа. Будущий «Всесоюзный староста» пытался успокоить митингующих: «Дети мои, вы заблуждаетесь, вас перебьют как куропаток. Вы маленькая кучка. Вы ничтожны перед великим русским народом…». Эти слова еще больше разозлили матросов, солдат и казаков. Под свист и крики «убить гада, убить», Калинину пришлось спасаться бегством. Одним из лидеров бунтовщиков стал матрос Степан Петриченко, полтавчанин, потомок запорожцев, бывший писарь Гвардейского экипажа, «вычищенный» из РКП(б) в 1919 году «в порядке перерегистрации». Интересно отметить, что двумя другими политическими руководителями восстания также выступили украинцы из числа потомков запорожских казаков: Яковенко и Романенко, бывшие матросы все того же Гвардейского экипажа.
В Кронштадте закипела политическая каша. Как свидетельствует бывший урядник Кубанского учебного батальона Гавриил Солодухин, попавший к красным в родной станице Ильинская, где он находился на излечении от тифа: «Варка каши началась с приправой и «казачьего сала», так как все это делалась не без нашего участия».
Находившихся в Красной Горке казаков попытались срочно сменить коммунистическими частями. Но было уже поздно. В ночь с 7 на 8 марта к кронштадтцам без боя в полном составе перешел стрелковый полк в 1800 штыков, в котором 500 человек составляли пленные кубанцы-пластуны, остальные были мобилизованными украинцами. Полк одним из первых послали на подавление восставшей крепости. Новообращенные красноармейцы прямо на льду Финского залива подняли на штыки полкового комиссара и перебили всех коммунистов, после чего присоединились к повстанцам. Интересно отметить, что практически все «украинские кронштадтцы» причисляли себя к казакам.
Связь украинских казаков с восставшими прослеживается радиотелеграммой посланной полевой радиостанцией Нестора Махно, в ней частности говорилось: «Приближается час соединения свободных казаков с кронштадтскими героями в борьбе против ненавистного правительства тиранов». Радиостанция Кронштадта, получив сообщение, продублировала его в эфир.
От Финляндии до Голливуда
Однако торжество кронштадтцев оказалось недолгим. В ночь с 17 на 18 марта большевики предприняли второе наступление. Бой длился 6 часов. Гарнизон крепости отвечал залпами из 9- и 12-дюймовых орудий. «Снаряды рвали лед, и все, что было на нем — солдаты, пулеметы, пушки, — все шло под лед и тонуло. Трупы повсюду, насколько могло охватить глаз пространство. Человеческие тела раздроблены, как на бойне. Из-подо льда выступала вода, стоявшая красной от крови», свидетельствует очевидец. Точное число потерь красных до сих пор неизвестно, официально они потеряли убитыми и пропавшими без вести около 4 000 человек. Однако рассекреченные документы позволяют сделать вывод, что в полках, штурмовавших крепость, было выбито около половины личного состава.
Хотя натиск большевиков удалось отбить, руководители повстанцев, приняли решение отступать по льду в Финляндию. Несмотря на живые описание некоторых историков о кровопролитных схватках за кронштадтские форты и уличных боях, никаких достоверных тому свидетельств не существует. Большевикам удалось захватить лишь ту часть гарнизона, что предпочла эмиграции капитуляцию.
Всего в Финляндию перешло 11 800 человек, включая женщин и детей. В скором времени финские власти собрали беженцев на территории бывшего русского военного форта Ино (ныне территория Выборгского района Ленинградской области). Через пару недель в лагере появились советские газеты, обещавшие амнистию вернувшимся. Среди тех, кто поверил советской власти, оказалась и некоторые казаки. Одной из причин стало крайне скудное питание, выдаваемое Красным Крестом. Хотя в уплату за него благотворительная организация реализовало многочисленное имущество гарнизона, например, всех приведенных из Кронштадта лошадей. Один из казаков объяснял свое решение вернуться так: «Какая разница, здесь с голоду умереть или там большевики расстреляют».
Оставшихся вскоре перевели в бывшие русские казармы на острове Туркин-Саари под Выборгом. Здесь к ним присоединился полковник Кубанского казачьего войска Федор Иванович Елисеев, бежавший незадолго до этого в Финляндию из екатеринбургского лагеря, куда он угодил с частью других кубанских офицеров, попавших в плен под Сочи. Вскоре кубанцы стали именовать полковника «нашим батько».
Всем кронштадтцам финское правительство предложило работу, сначала у местных плотников, а затем и на фермах. Полковник Елисеев нанялся простым рабочим на лесопилку в Хамине к известному тогда в Финляндии русскому предпринимателю-миллионеру Константину Аладьину. Там он продолжал поддерживать связь со своими земляками. Сначала дело ограничивалось рассылкой газеты «Казачьи Думы», затем был организован казачий хутор во главе с урядником Солодухиным. В 1924 году кубанское землячество разрослось до Кубанско-Финляндской казачьей станицы, которую возглавил Елисеев, а Солодухин стал его помощником. Несмотря на неплохие заработки многие из казаков стремились перебраться в Югославию, где находились большинство бежавших от красных кубанцев. Вместо Югославии им удалось получить визы во Францию. По ним уехали 47 человек, те, кто не успел обзавестись финскими женами. Большинство уехавших кубанцев вскоре поступили в конно-цирковую труппу под руководством знаменитого генерала Шкуро и все того же полковника Елисеева, с успехом гастролировавшей по всему миру. Мало кто из киноведов знает, что в голливудских вестернах 20-30-х гг. наиболее опасные трюки ковбоев и индейцев выполняли кубанские казаки.
Судьба финляндского атамана
Начало Второй мировой войны, застало полковника Елисеева, гастролирующим на Суматре. По декрету французского правительства «о праве офицеров союзных армий по войне 1914-1918 гг. поступать во французскую армию на время войны» ему удалось записаться во Французский иностранный легион в качестве «лейтенанта Элизе» (в легионе было принято менять фамилии новобранцев). В качестве легионера он сражался в Индокитае, был удостоен девяти боевых наград, включая орден Военного Креста 2-й степени с золотой звездой на ленте. А в апреле 1945 году, после спасения своего раненного шеф-капрала Колерского, сам получил ранение и угодил в плен к японцам.
По окончанию боевых действий и освобождения из лагеря Федор Иванович вернулся в Париж, оттуда перебрался в Нью-Йорк. Там он продолжил свою литературную деятельность, начатую еще в первые годы эмиграции. Периодически издавал брошюры с собственными мемуарами и собранные им воспоминания сослуживцев. В частности под его редакцией вышло несколько сборников, посвященных Оренбургскому казачьему училищу, воспитанником которого он являлся. Долгое время Елисеев печатался в журналах «Военная Быль» и «Часовой». Многие из тех, кто познакомился с атаманом в уже Нью-Йорке в 70-е годы, отмечали удивительно цепкую память Елисеева на имена, события и даты времен Гражданской войны.
До конца жизни скромный полковник отказывался от производства в генеральский чин, как по линии зарубежных казачьих организаций, так и от Русского Обще-Воинского Союза (РОВСа). Скончался атаман на 95-м году жизни в 1987 году.