В 20 веке два самых сильных славянских народа — русский и сербский загадочно-«добровольно» приняли на себя неудобоносимые бремена полиэтнических государственностей, густо скрашенные красной краской — собственно, славянской кровью, подточившей эти уродливые государственные образования. Сегодня мы стоим на пороге мощного национального реванша, и коль скоро раскинувшееся на месте России государство своим основными чертами крайне похоже на ушедшие уже в никуда государства — СССР и СФРЮ, есть смысл изучить опыт крушения этих государств. Сравнение же их даст нам возможность более ясно увидеть наши слабые черты и наши пути к восстановлению себя.
Сначала нам необходимо выделить общие «факторы распада», повлиявшие на развитие центробежных процессов в изучаемых нами государствах.
Одним из наиболее важных общих деструктивных черт обоих государств можно назвать национально-территориальное деление государств на основе ущемления «стержневого» этноса. Также важным «общим местом» стоит назвать самораспадающееся основание государств, построенное на политическо-партийном фундаменте. Этот момент поясним подробнее.
Политические партии социалистического порядка, способные генерировать государство — это общественные организмы, характерные для достаточно узкого промежутка истории. И когда эти политические партии создавали государства, они опирались на социальные силы, действующие в абсолютно конкретном социальном раскладе, с абсолютно конкретным соотношением сил и уровнем интенсивности тех или иных социальных процессов. Красные партии были партиями прогрессивными, то есть стремились полностью поменять общество. Изменение же общества влекло за собой эрозию политического основания государства. Говоря проще — партия, пришедшая к власти с помощью, например, пролетариата, чрез десятилетия резкого развития общества сталкивается с тем, что большее, чем пролетариат, влияние на общественные и политические процессы приобретает интеллигенция, и меняющийся характер социальных отношений лишает партию возможности так же успешно, как и ранее, удерживать политическую власть, в т.ч. потому, что «старые лидеры», задавшие стратегию партии, да и сам «момент Суверена», фиксирующий определенные закономерности в будущем бытии режима, не позволяют партии быть достаточно гибкой в решении политических вопросов. Собственно, факторов негибкости тут достаточно много. Следовательно, по мере развития общества партии все сложнее будет удерживать власть и установившийся тип социальных взаимоотношений. То есть фундамент государства в случае «партийного» его генезиса распадается крайне быстро, особенно же в условиях неизбежного при красной власти люто авангардного, быстрого, скачкового социального развития.
Безусловно, все государства подвержены эрозии. Но чем более глубоки политические основы бытия государства, тем более оно устойчиво. Поэтому классическое national state, опирающееся на основные черты народной психологии и на основательное идеологическое основание эпохи Модерна — суверенитет народа, свобода личности, равенство всех перед законом и прочие основополагающие для европейского развития элементы идеологии — имеет в себе очень глубокое основание устойчивости. Партийное же государство, такое как СФРЮ или СССР, является изначально распадающимся политическим конструктом.
Общей чертой обоих государств можно назвать порочность экономического склада их бытия: выражалась же сия порочность по-разному. Если в СССР экономика была нездорово этатизирована и милитаризирована, в Югославии еще с конца 40-х она зависела от Запада. Видимо, Тито не ставил целью Югославии достижение ей экономического суверенитета (ну или вообще не он ставил ее цели).
***
Продолжая развивать наш тезис о «моменте суверена», отметим, что любым активно развивающимся обществом может эффективно управлять лишь органично развивающаяся политическая и управленческая его надстройка. Гибкость же системы определяется уровнем глубины и прочности ее оснований. Таким образом, меняющееся общество в обоих государствах требовало большой гибкости от партийных и управленческих структур. В Югославии эта гибкость была, но носила достаточно странный характер, обусловленный марксистскими догмами: хорошим примером здесь может служить политика Тито в 60-х гг., направленная на усиление политических периферий для того, чтобы ослабить политические центры государства. Это в конечном итоге дало политическую стабилизацию в Югославии, но в стратегической перспективе аукнулось распадом ее.. Таким образом, «общим местом» мы здесь можем назвать природную, органическую негибкость политических элит СССР и СФРЮ.
«Общим местом» также назовем сильную секуляризацию в обоих государствах. Она влекла за собой деконструкцию мировоззренческих оснований русского и сербского этносов, родившихся и развивавшихся в рамках «еврейской» модели генезиса этноса (эта модель предполагает религию главной детерминантой, обуславливающей путь развития этноса и сохранения и усиления основных черт его идентичности).
И еще одно важное «общее место» — это ясно прослеживающаяся тенденция к расколу стержневого этноса: в Югославии Босния, Македония и Черногория развивались коммунистами как отдельные политические конструкты, не имеющие отношения к сербам, в СССР же осуществлялись достаточно последовательно украинские и белорусские национальные проекты. Это сопровождалось последовательной денационализацией русских и сербов, проводимой под лозунгами борьбы с национализмом. Это усиливало эрозийность обоих государств.
Теперь выделим особенности каждой разновидности красного славянского государства.
СССР характеризует больший этатизм, большая монолитность партии, более жесткая система управления.
СФРЮ выделялась большей конститутивной и «суверенной» роли армии, более мощной зацикленностью на Вожде (именно так. Советский партийный аппарат тяжело, но переживал смену лидеров, и в советских конституциях не говорилось о Личностях. которым население обязано счастьем. Тито же стал юридическим элементом государства. Конститутивным), и большая децентрализация, политическая и экономическая.
***
Нам интересны отклонения каждого конкретного примера от «общего знаменателя». Причем сам знаменатель мы не видим полностью, мы можем его определить, лишь изучив отклонения от него. Знаменатель здесь — эта некая совокупность принципов построения обществ и государств, осуществленная в обоих государствах и приведшая к очень похожим последствиям. Возможно, эта «совокупность принципов» — некая тайная концепция, составленная лютыми врагами православия и славянства. Тут мы удержимся от однозначных суждений — читатель вправе выбрать конспирологическую концепцию по своему вкусу или вообще не выбрать ее, наше стремление — дать возможность продумать описываемые ситуации и процессы максимально глубоко.
СССР. Большее давление (геноцид) стержневого народа, большая секуляризация, большая закрепощенность общественной мысли (гражданское общество было осуществлено в рамках структуры КПСС), больший контраст в социальной эволюции общества «стрежневого» народа и периферийных, большая включенность стрежня в обеспечение бытия государства (вторыми секретарями в республиканских комиеттах пратии были русские, также в управлении республиками и в обеспечении республиканских экономик русские играли большую роль), более глубокий характер перестройки общества. В СФРЮ было иначе. Степень урбанизации населения там была гораздо меньшей. После восстания 1950 года на севере Боснии политика коллективизации была свернута.
СФРЮ: большая близость к западным культурным и идейным влияниям. Большая однородность народов, населявших Югославию — если в СССР русские расово, тем паче цивилизационно отличались от других советских народов, то в Югославии за исключением албанцев отношения строились между европейскими народами — причем даже боснийские мусульмане были «оформлены» по европейским канонам. Расовый вопрос обусловил и следующее различие: создание «наций» в Югославии было делом переформирования государственных институтов и создания нациеобразующего дискурса, в то время как в Союзе азиатским народам буквально с нуля строили промышленность, выращивали интеллигенцию и проводили иные действия по формированию национальных общностей.
***
Теперь скажем об обусловленностях, сотворивших именно такие различия в жизни двух государств.
Россия: большое пространство, большее население, иной характер народа, иной потенциал. Цивилизационная разница с большинством «националов»: следовательно, больший этатизм и большая жесткость системы.
Сербия: особая воля сербов к власти на Балканах, более яркий и менее «вызревший» национальный тип, важность региона для мировой геополитики при лишении поддержки от исторической России, что полностью рушило историческую систему равновесия сил на Балканах.
Почему очень похожие концепты построения государства и общества воплотились в двух братских народах на Балканах и в России, и своим максимально ярким выражением привели к распаду государств-воплощений и, что еще более важно, глубочайшему многостороннему кризису этих народов и величайшему их историческому поражению?
Эти народы с одним типом этногенеза: еврейским, следовательно, их религиозная идентичность обуславливает всегда остальные идентичностные модели, в свою очередь, формирующие бытие этих народов во всех сферах жизни. и включение этих народов в мировой тренд секуляризации, заданный еще Великой Французской революцией, привело к кризису религиозной их идентичности, обусловившему лютые и похожие душевные болезни (искажения идентичностных матриц), которые привели к созданию саморазрушающихся государств. Кризис религиозной идентичности, иными словами, повлек более глубокий кризис души народов, чем тот, что поразил другие, некогда христианские, европейские народы.
Следовательно, выход сербов и нас из этого глубочайшего кризиса состоит прежде всего в восстановлении нашей религиозной идентичности.