Три события сплела история в неизбывном своем символизме, три события – какими они и войдут в историю: диалог Путина с Шевчуком, битву «народных мстителей» на Дальнем востоке (первые сполохи занимающиейся гражданской войны) и судилище латышей над партизаном Кононовым.
Дело Кононова сразу же обессмыслило все рассуждения об «элементе уголовщины» в действиях дальневосточных современных партизан. Вычислять и вычленять «уголовщину» бессмысленно, потому что действия партизан ВСЕГДА и ВСЕ – уголовщина с точки зрения режима, против которого партизаны воюют. И тут главное – разобраться, с кем ты. Латыши разобрались. У них уголовники и бандиты не только Кононов, но и вообще вся советская армия во главе с её руководителями.
Латыши, твердо встав на сторону фашизма, достаточно уверенно инкриминируют партизанам НЕИЗБЕЖНЫЕ в партизанской войне преступления. Ведь встать с оружием в руках против действующей власти – УЖЕ преступление. Правозащитники времен Гитлера много об этом говорили и писали, отчаянно протестовали против незаконной, подрывающей все международные конвенции деятельности населения оккупированных территорий.
Дальневосточные партизаны – независимо от всех поступающих данных – с точки зрения режима всегда были, есть и останутся бандитами и уголовниками. Такими делает их АВТОМАТИЧЕСКИ признание легитимности существующей власти. Равно как и наоборот.
Действия дальневосточных партизан – это, безусловно, только первый эпизод драмы, что особенно очевидно на фоне полномасштабной войны в Киргизии, дальше других пошедшей по пути либеральных реформ.
Партизанская герилья униженных и оскорбленных становится трагедией эпохи Путина. Была ли ей альтернатива?
В одном еврейском анекдоте (а еврейские анекдоты – скорее притчи, чем зубоскальство) во время наводнения старый еврей читает Тору. Ему кричат с грузовика – мол, поехали, утонешь! На что он отвечает: нет, молящегося еврея Бог спасет! Затем его приглашают с лодки, поскольку вода подступает, и в последний раз – с вертолета. Он упрямо твердит свое: «молящегося еврея Бог спасет!». В итоге он утонул и является с претензиями к Богу:-Господи! Как же так? Ты обещал, что молящегося еврея Бог спасет, а я вот утоп…На что Бог отвечает:-Где были твои глаза?! Я посылал тебе грузовик, лодку, вертолет!
Вот и Путину Бог посылал грузовик, лодку и вертолет. Грузовиком будем считать многократные сигналы общества о бандитизме в милиции. Когда «грузовик» не помог, явился изнутри системы майор Дымовский, ломившийся в приемную премьера с неистовой силой.
Но если по меркам Путина какой-то майор мелковат, то явлен был уже общенациональный кумир, на стихах и песнях выросло не одно поколение, живой классик, Юрий Юлианович Шевчук. Шевчуку что? Он уже заработал себе место в национальном пантеоне культуры, уже вошел в историю русской литературы и музыки. Его именем будут называть улицы и дома культуры во времена, в которые о Путине будет помнить только узкий круг историков, изучающих эпоху ГНОИЩА в России.
Шевчук был для Путина ВЕРТОЛЕТОМ. Волны потопа окружили тандемократию со всех сторон: кажется, реки крови уже неизбежны. Пожалуй, только культовая и грандиозная фигура Шевчука могла бы выступить в этих условиях ПОСРЕДНИКОМ между властью и народом, взаимно ненавидящим друг друга лютой ненавистью. КЛАССИКУ Шевчуку могла бы доверять власть. Ему доверяет и народ – по крайней мере, лучшая и образованная часть народа. Если бы Путин воспользовался «шансом Шевчука», партизанской войны могло бы и не быть. История могла бы пойти иным путем.
Путин абсолютно проигнорировал «шанс Шевчука», за который ухватится бы ему двумя руками. И тут в полный рост встает историческая трагедия Путина: Путин Шевчука не знает…
Да, это уже не ошибка, а трагедия! Трагедия, в общем-то, сильного и решительного человека, которого часто и неоправданно карикатуризируют. Для того, чтобы не узнать Шевчука и спросить его – а кто вы такой? – нужно было последние 30 лет жить не в России, а в какой-то совсем другой стране. У этой другой страны – другая культура, другие проблемы и другой образ мышления. Глубина виртуализации, погруженности в собственные грезы и фантазии нашей «нацэлиты» просто поражает!
Вот и разгадка: если бы Путин знал Шевчука, то, конечно бы, ухватился за уникальный шанс посредничества между опасно разошедшимися властью и обществом. Но, не зная Шевчука, Путин холодно отстранился: вы бы поступили так же, если бы к вам подскочил неизвестный вам музыкант Юра и стал совать в руки какую-то папку с бумагами…
Дело Кононова со всей неопровержимостью доказывает, что элемент уголовной преступности в партизанском деле неизбежен, и не о чем об этом говорить. Шанс Шевчука – со всей неопровержимостью доказывает неизбежность герильи в стране, где не рассматриваются ни сенсационные сообщения высшего офицера МВД, ни разоблачения из уст живого классика. Власть, не ставшая слушать ни Дымовского, ни Шевчука, очевидно, уже никого не собирается слушать. Честно говоря, фигуры МАСШТАБНЕЕ Шевчука я и предложить бы Путину не мог, если бы он меня спросил. Разве если бы воскресли Пушкин или Чехов, но не станет же Бог специально ради Путина их воскрешать!
Мы не либерасты, и нам наплевать на собственно выборы и их фальсификации. Мы знаем, что ЛЮБЫЕ выборы подтасованы, и разница только в мастерстве подтасовщиков, в их ювелирности или топорности.
Но мы не можем обратить внимание на то, что в стране не только выборы превратились в дешевый фарс, но и вообще намертво заблокирована всякая система сигналов снизу. Никакие сигналы не рассматриваются, не изучаются и даже не проверяются. Ноль реакции на сигнал от живого классика – на что же тогда рассчитывать простым смертным?!
Сущность современной правоохранительной системы – реагировать только на рискованные лично для Кремля опасности. Все что лично Кремлю безопасно – игнорируется. При этом опасные для общества явления расцветают махровым цветом – от организованной преступности (борцов с которой перебросили мочить «экстремистов») до бытового сепаратизма в национальных республиках.
Если этим явлениям не противостоять – они сожрут общество. Кремль им не противостоит, ограничиваясь выборочной прополкой своих личных врагов. Обществу волей-неволей приходится вырабатывать свои защитные механизмы. В пределе развития эти механизмы станут партизанскими отрядами по типу дальневосточной «русской армии».
Задолго и до дальневосточного боя, и до интеллигентно-сбивчивых слов Шевчука колоссальный успех имела сперва книга, а потом фильм «Ворошиловский стрелок» — о личной мести, не нашедшей, как говорят социологи, «институализированного выражения».
Выступление дальневосточных партизан захлебнулось не потому, что общество её не поддержало. Блогосфера просто взорвалась признаниями одобрения и любви к «русской армии». На этот раз власть спасло только то, что она успела крепко вбить в головы людей тезис о БЕЗНАДЕЖНОСТИ сопротивления. Самая распространенная оценка в массах – дальневосточные партизаны «обреченные герои». Если бы не лейтмотив «обреченности» — Путин и Медведев имели бы сейчас рельсовую войну, бунты в гарнизонах и ревущие площади…
Умная власть внушает народу впечатление бессмысленности и нежелательности революции, смуты, разрушения существующего порядка. Власть иная – борется с революцией, внушая народу впечатление обреченности антиправительственного выступления. Обреченность и безнадежность – плохие союзники, которые могут в любой момент изменить.
Минимальные успехи повстанцы – может быть, случайные – и начнется лавинообразное нарастание их вооруженной поддержки. Власть могла бы попросить Шевчука побеседовать с недовольными, как-то разрядить ситуацию… Но ведь власть Шевчука не знает. Бог ведает, чего власть ещё не знает о своей стране, страшно подумать…