Помнится недавно, в какой-то из статей, я согласилась с философом К.Крыловым в том, что термин «джугашвильщина» куда органичнее, нежели термин «сталинизм».
В рассуждении имени возразить тут способны только люди сугубо болезные. Какой такой «Сталин» если Джугашвили? Своими именами вещи надобно называть, своими, меньше путаницы будет в нашем скорбном мире. (Так, например, человек, приученный говорить «Джугашвили», меньше поведется на риторику об отце родном всех русских, ибо если Джугашвили, с чего б ему быть для русских-то отцом родным? Всяко, конечно, случается, но авось и потянет проверить, взглянуть, например, на скучные цифры. Сравнить, как жила, цифрам сообразно, в тяжелый послевоенный период Грузия, а как Россия? Между тем имя-морок как-то не воодушевляет глядеть на цифирь через лупу: «Сталин» же, чего тут ерундою заниматься?)
Джугашвильщина – пугачевщина – бироновщина – голая уголовщина, никакой теории. Вроде все верно, а меня теперь сомнения разобрали. Вдруг да все-таки (не в ущерб уголовщине) какой-нито теоретический «изм» можно нащупать? Вдруг да есть такое учение? Джугашвилизм? Явление-то, чем дальше, тем своеобразнее.
Вот, к примеру, такой странный момент. Еще ни один – подчеркиваю – ни один адепт из всех, кого я встречала, не попытался искать «второго Сталина», «нового Сталина» в лице Икса либо Игрека. Они твердо уверены, что ни второго, ни другого не может быть по определению.
Собственно, так оно было и при дорогом покойничке. Похороны его рядом не стояли с раздутой Ходынкой, эпизодом, что случается во все времена и в любой стране в силу падкости человечьей на дармовщину. Ведь не голодны ж они были, в конце-то концов, без этих булок с колбасой, ведь сами могли спокойно купить за гривенник сувенирную кружку…Или обойтись без нее. Нет, рванули, кого винить? Неприятно, трагично, но бывает. А вот похороны Джугашвили, это да, это песня, даром что никто ее не пропел. Люди бесновались так, словно теряли не просто кого-то беззаветно любимого, так, словно лишились всякой надежды в жизни своей, своих детей, страны, человечества, вселенной. Надо быть ну вовсе лишенным воображения человеком, чтоб объяснить все простым массовым психозом. Это какая-то черная магия, в экстазе которой вполне естественны человеческие жертвоприношения.
Отец мой предупреждал соседа по койке в аспирантском общежитии: «Не ходи, чего ты там забыл!» Чего-то все же забыл, пошел. Воротился без одной штанины, сам бледный как кандидат в домовину. «Рядом со мной раздавили девочку, – с трудом выговорил он. – Я ничего не мог сделать. Я слышал, как трещали ее ребра».
И ведь казалось, что эти смерти – само собой, так и надо. Все верно. Дикие вожди не умирают без хорошей бойни на могиле.
Так ли хоронили русских царей? Самого распрекрасного царя, честно сокрушившись, провожали достойно, но тихо-мирно. А уж после второй-третьей поминальной чаши, отдав должное заслугам и добродетелям покойного, задавались вопросом: наследник-то куда глядит? Каков нравом, чего люду от него ждать?
Жизнь не прекращалась. Потому, что была это, хоть и несовершенная в силу греховности нашей природы, но нормальная жизнь. Нормальной жизни свойственно продолжаться.
Затем был хоть какой, а перерыв. Тоже ведь любопытно, сколь безболезненно восприняло общество крушение кумира. Детские воспоминания отчетливо рисуют мне фронтовиков семидесятых. А в семидесятые годы фронтовиков было много-много-много больше, к тому ж, не в обиду никому, а разум их был ясен. Ни в детстве, ни в юности, ни разу не довелось мне услышать «в бой нас посылал дорогой товарищ Сталин». Не только в моей семье, что еще объяснимо, а вообще нигде. Слово чести, не слышала ни разу ничего об усатом. Какие-то ремарковские были то воспоминания. Ходили за «языками», сидели в окопах, ох в тот день и бомбили, а помнишь трофейный коньяк, а Мишка, эх, ведь чуял, что под той деревней в танке сгорит…
А ведь кремлевского горца даже не скрывали. Показывали в военных хрониках, в художественных фильмах-эпопеях, где возникала сюжетная необходимость.
И вот, на втором десятке XXI столетия, объявилась какая-то масса ветеранов, которые за «Сталина» воевали, со «Сталиным» жили, и нам того же желают, более того, требуют. Требуют «сталинобусов» на улицах, требуют Сталинграда, требуют бюстов и монументов в полный рост.
Ни-че-го не понимаю. Мой дядя Николай, ставший танкистом в шестнадцать лет, сейчас был бы близок к девяностолетнему юбилею.
Какая-то тут тайна, граждане.
Много непонятного, что да, то да. Сумасшедшие нигилисты, которых мы по недоразумению продолжаем величать «либералами», кричат о том, что сталиноманию разжигает Путин В.В. по причине извечной склонности русских к тиранству. Граждане же, изобличившие в Путине В.В. ставленника мирового правительства, изволят, напротив, желать, чтоб нашелся на этого Путина «Сталин». Так же и немногие оставшиеся поклонники Путина хотят идти с Путиным под «Сталиным» воевать «либералов». Все эти опасения и чаянья, нужды нет, немного противоречивы, но они кипят, бурлят и клокочут.
Однако чего же алчут многочисленные адепты? Как уже было сказано, нам никто не предлагает найти похожего на Джугашвили товарища, который бы всех, кого надо, расстрелял, обустроил страну новыми лагерями, воротил бы прежние границы СССР и коммунальные квартиры, словом, дал бы нам большое человеческое счастье. Нет, искать кремлевского горца-2 не надо, сама такая мысль есть крамола. Что ж нам тогда с ним делать? Любить единственного-неповторимого и обожать. Это, собственно, вся программа. Это иррационально, но: они действительно верят (хоть и безотчетно), что посредством обожания конкретный труп гальванизируется, вылезет из могилы, и ужо наведет порядок, всем им покажет. Чем сильнее обожать, тем быстрее ён вырвется из гроба.
Ну, право же, предлагают именно это. Выбрать другого такого же – нет, а «изучать наследие» (как мне тут один предложил в сети), невозможно, ибо наследия нету. Есть набор натужных текстов, теории нет, учения нет, это нам не Карла Марксов.
Опасно ли это? Мы-то, благодарение Богу, понимаем, что никакой кадавр из-под треснувшей плиты на нас не выскочит. К тому же, когда я обсуждала невозможность «второго Сталина» с сетевыми друзьями, один из них высказал достаточно тонкое предположение: нового «Сталина» не ищут, ибо каждый адепт, сублимируя комплексы, бессознательно отождествляет усатого с самим собой. То есть мы имеем не одного исполинского усатого таракана (вдобавок мертвого), а россыпь, тьмы и тьмы тараканов натурального размера. Каждого в отдельности можно урезонить комнатной туфлей, а в единое целое они не сложатся никогда. Ну и прекрасно!
Увы, радоваться нечему. Страна повернута в смерть: покуда это камлание длится, наш завтрашний день питают трупные соки. Он мертворожден. Его нет. Жизненная энергия масс оттягивается на подпитку фантома.
Вглядитесь, какая она мощная, эта подпитка! Сколько полезной силищи пропадает втуне!
Этого могло не случиться. Не перехвати, хотя бы, инициативу по разоблачению упыря сами упырята. Сванидзе – фамилия подозрительно знакомая в окружении великого вождя. Ну, допустим чудо, допустим однофамилец, но ведь комиссарский же внук, так, во всяком случае, утверждают все доступные справочники, и, насколько я знаю, персонаж с ними не судился на предмет диффамации. Страну десталинизировали, десталинизировали, да не девысталинизировали. Раздражение между тем от фигур ельцинской эпохи в обществе страшное, настолько страшное, что благодаря-то ему Путин еще держит хоть какие-то позиции.
Каждый новый акт «десталинизации» – очередное полено, брошенное в огонь «сталинизации».
А может оно так и задумано, а? Может нас просто грузины дурят?
Не знаю, смеяться тут или плакать, знаю одно: те, кто говорит, будто тему надлежит закрыть – неправы. Надо потихоньку перехватывать инициативу, заменять деятельность «арбатских детей» слаженным наступлением правого лагеря на кадавра. Да, медийные возможности наши много скромней, но неравный бой не значит – проигранный. Нам нужно заменить десталинизацию (грызню внутри большевистского междусобойчика) на борьбу с джугашвильщиной. (Так я и не поняла, есть ли в этом оккультизме какой-нито «изм», но слово по любому «найдено»).
Ленинская консерва в зиккурате лишь пролог к власти настоящего трупа. Ульянов зрим, он материален, но он почти утратил влияние на умы. На него не молятся (в переносном и в самом прямом смысле), им не дышат сами коммунисты. (Опять же коммунисты соображают, что сумеют подсунуть нам своего Ильича ни под видом «православного», ни под видом русолюба). Он сыграл свою трупополагающую роль, обозначил вектор распада. Так что второй труп сегодня страшнее, хоть его и не видно. От него мы должны защитить завтрашний день.