Ошибка Юровского

Воспоминания убийцы Царской Семьи Янкеля Хаимовича Юровского, как известно, были взяты за основу официального расследования преступления в 1993 году. Конечным результатом следствия стало захоронение в 1998 году в Петропавловском Императорском соборе екатеринбургских останков.»Наиболее объективными представляются воспоминания коменданта Дома особого назначения, Дома Ипатьева, Якова Юровского», — сообщил тогдашний генеральный прокурор РФ Юрий Скуратов в письме Патриарху Алексею II. (Покаяние. Материалы правительственной комиссии. Москва, «Выбор», 1998, с. 271).

Однако до сих пор остается без объяснения поразительный факт расхождения важнейшего показания коменданта с выводами следствия: Юровский (на фото) утверждал, что им и его подручными в ночь с 18 на 19 июля в Поросенковом Логу под Екатеринбургом было сожжено тело «фрейлины Демидовой». Он ошибся, если верить генетической экспертизе, произведенной в рамках уголовного дела № 18/123 666-93 «О выяснении обстоятельств гибели членов Российского императорского дома и лиц из их окружения в период 1918 -1919 годов».

По заключению следователя генпрокуратуры РФ Владимира Соловьева, останки фрейлины Демидовой находились в братской могиле в Поросенковом Логу и действию огня не подвергались. Отсутствовали в могиле останки Великой княжны Марии Николаевны и Наследника-Цесаревича Алексея Николаевича.

Криминалистика знает множество примеров, когда именно существенная деталь помогает восстановить подлинную картину преступления и собрать воедино разрозненные факты. «Ошибка» Юровского (в кавычках, потому что установить истину еще предстоит) позволяет вновь взглянуть на картину, нарисованную в «наиболее объективных воспоминаниях» убийцы царственных мучеников.

Из «ошибки» Юровского следует, что он не только не знал точно, чье тело сжигали его подручные, но не знал, кого хоронили рядом в общей могиле по его, как он утверждает, руководством!

Согласно находке 2007 года, костер находился в 70-ти метрах от могилы. Юровский плохой памятью не страдал, никуда, по его воспоминаниям, в ночь с 18 на 19 июля с места захоронения и сжигания тел не отлучался, не дремал, не спал, ничем другим, кроме указаний, не занимался на протяжении 4-7 часов (по разным его же версиям времени). Ярко должен был гореть костер, поливаемый керосином: ведь, как он вспоминал, «разгрузили, открыли бочки».

Убийца, скончавшись в кремлевской больнице в 1938 году, заключения генетической экспертизы не читал (в отличие от хорошо изученных им трудов белогвардейского следователя Николая Соколова) и повторяет «ошибку» дважды, в двух основных своих свидетельствах.

В так называемой «Записке Юровского», написанной с участием историка Покровского в 1920 году (дата — со слов сына цареубийцы) содержится следующее признание: «На случай, если бы не удался план с шахтами, решено было трупы сжечь, предварительно обезобразив их до неузнаваемости. Хотели сжечь Алексея и Александру Федоровну, по ошибке, вместо последней, с Алексеем сожгли фрейлину. Потом похоронили тут же под костром останки и снова разложили костер, что совершенно закрыло следы копания». (Ю.А.Жук.»Исповедь цареубийц», Москва, «Вече», 2008, с.287).

В 1934 году, спустя 16 лет после описываемых событий, в узком кругу старых большевиков Юровский повторил «ошибку». Время ничего не изменило в его памяти: «Тут же развели костер и пока готовили могилу, сожгли два трупа — Алексея и вместо Александры Федоровны сожгли, очевидно, Демидову». (Там же. с. 331).

Еще одно упоминание о сожжении содержится в воспоминаниях 1922 года под названием «Последний царь нашел свое место». Не называя имени жертвы, Юровский говорит о «пробе» на одном трупе. «Разгрузили трупы. Открыли бочки. Положили один труп для пробы. Труп, однако, обгорал сравнительно быстро. Тогда я велел начать жечь Алексея. Жечь остальные трупы представлялось невозможным. Уже было под утро… Пришлось захоронить эти трупы в яме». (Там же, с. 299). Если верить воспоминаниям 1920 и 1934 годов, для «пробы» взяли тело «фрейлины». Но по какой-то причине «проба» в воспоминаниях безымянная, и она не помогла цареубийце уточнить имя жертвы в других рассказах.

Юровский сам допускает, что может ошибаться: «сожгли, очевидно, Демидову». Было нечто, что мешало ему выразиться однозначно, какое-то препятствие в опознании убитой. Это одно из тех признаний, в которых он говорит искренно. Возможность ошибки его не пугала. В конце концов, это было не так важно, признание не меняло в картине захоронения главного — численности. В могиле находились девять тел. Отсутствие еще двух объяснялось их сожжением.

Но обстоятельства, которые мешали Юровскому опознать сжигаемое тело, как и тело, опущенное в могилу, способны полностью изменить всю нагроможденную им картину похорон. Генетика ответить на вопрос, почему «ошибся» убийца, не в состоянии. Это область логики, психологии и даже психиатрии. Они вкупе с достоверными фактами могут объяснить, что мешало Юровскому опознавать тела убитых. Материалом для анализа являются опубликованные воспоминания Юровского 1920-го, 1922-го и 1934-го годов, которые, насколько нам известно, не были предметом исследования указанного противоречия показаний убийцы и выводов официального следствия.

17 июля, день первый

Несомненно, Юровский лучше других знал, как выглядят члены Царской Семьи и их слуги. Красноармеец Сухоруков, единственный, кто подтверждает рассказ коменданта о сожжении только двух тел, тоже ошибся, утверждая, что «первым на жертвенник попал наследник, второй — младшая дочь Анастасия» (Там же, с. 459). Но с царскими детьми он знаком не был. Прибыв на шахту с отрядом на вторые сутки, чтобы с утра, по его утверждению, заняться извлечением тел из шахты (а не ночью, как утверждал Юровский), он мог определить убитых только со слов товарищей.

Иное дело Юровский. За две недели до расправы он появился на посту коменданта Ипатьевского дома и каждое утро, по его же свидетельству, в 10 часов обходил комнаты, проверяя арестованных «налицо». У него, как у бывшего фотографа, была хорошая память. Во время обучения в Берлине его преподаватель находил у своего ученика «особые способности на видение предмета», до революции Юровский держал в Екатеринбурге фотоателье.

После расстрела Царственных великомучеников и их верных слуг Юровский добивал раненых: «по горькому опыту работы ЧК я знал, что когда людям доверяешь, то не достреляют». (Там же, с. 312). Вспоминая, он методично перечислял: «Например, доктор Боткин… одним выстрелом с ним покончил. Алексей, Анастасия и Ольга тоже были живы. Была жива еще и Демидова… Я вынужден был поочередно расстреливать каждого». (Воспоминания 1922 года, «Исповедь…», с. 292). Проблем с опознанием жертв не возникало. Юровский, вероятно, определял и пульс расстрелянных. Он упоминает об этом, не называя себя, но другого медика не было. (Единственный рассказ пулеметчика Кабанова о присутствии врача никем не подтвержден, а Юровский во время Первой мировой войны служил фельдшером в военном госпитале Екатеринбурга).

На самом деле убийца, скорее всего, лукавит. Ведь убиение святого Царя-мученика Николая Александровича и Его Семьи не было обычным расстрелом, но ритуальным убийством, где по всем правилам талмудической «Шхиты» (ритуального забоя жертвенных животных) из жертв прежде их смерти должна быть выпущена вся кровь. Так что, Юровский, как опытный шохет (резник, исполняющий шхиту) не просто «добивал», а выполнял строго определенный инфернальный ритуал. (прим. «Правого взгляда».)

По словам цареубийцы, 17 июля, в лесу на руднике, куда вывезли тела, он лично обыскивал убитых в поисках драгоценностей (кроме тех, что были сняты им в подвале Ипатьевского дома). Прибыл ли он на заброшенный рудник (Ганину яму) ночью вместе с телами убитых (как он описывает) или появился позже, после полудня на лошади (график движения в лес автомобилей и верховых, составленный белогвардейским следствием, фиксирует 17 июля прибытие и убытие двух верховых), или приезжал дважды (расстояние в 20 км на лошади или машине преодолевается за час и менее) в данном вопросе не меняет главного — 17 июля в последний раз Юровский опознает убитых во время поиска драгоценностей, и опознание великой княжны Марии трудностей не вызывает. Обыск возле шахты в 1922 году описан им с подробностями. «Я приступил к раздеванию трупов. Раздев труп одной из дочерей, я обнаружил корсет, в котором было что-то плотно зашито… Драгоценности оказались на Татьяне, Ольге и Анастасии. Здесь снова подтвердилось особое положение Марии в семье. Драгоценностей на ней не было». (Там же, с.297). Изуродованные, покрытые запекшейся кровью лица 17 июля еще узнаваемы.

По утверждению Юровского, после двух часов он уехал в Екатеринбург докладывать и «требовать помощи», оставив тела убитых на Петра Ермакова и вновь вернулся в этот же день поздно ночью. «В 11:30 (вечера — авт.) мы поехали туда и занялись выволакиванием». Всю ночь с 17 на 18 июля, по его словам, доставали тела из шахты. В каком состоянии по возвращении его из города и извлечении тел из шахты он застал трупы, Юровский, свидетельств не оставил.

Исключение составляют краткие упоминания об использовании бомб, гранат в первый день. Так, в 1934 году Юровский вспоминал: «Когда обнаружилось, что их (тела убитых) оставлять нельзя, то ребята предложили: «Давайте взорвем бомбами и все это засыплется». Вот почему были обрывки тел» («Исповедь.., с. 314.). В 1920 году в «Записке Покровского» он, называя себя комендантом, снова говорит об использовании взрывчатки: «При попытке завалить шахту при помощи ручных гранат, очевидно, трупы были повреждены и от них оторваны некоторые части. Этим комендант объясняет нахождение в этом месте белыми оторванного пальца и т. подобного». (Там же. с.287). Глухие взрывы гранат слышали 17 июля и крестьяне деревни Коптяки. Из упоминаний о бомбах следует вывод — возвратившись из Екатеринбурга поздно ночью с 17 на 18 июля, Юровский мог видеть не только тела, но и «обрывки тел»: началось их обезображивание и расчленение.

Но опознание тел, извлеченных из шахты, было еще возможно — если к этому времени (а не к ночи на 19 июля) относится упомянутое вскользь распоряжение жечь царевича вместе с матерью Александрой Федоровной. Возможно и потому, что подручные «по ошибке» сожгли Демидову, а Юровский, увидев останки, определил, что они принадлежали молодой женщине, «очевидно, Демидовой» (убитых девушек было пятеро -авт). О том, как принималось решение сжечь трупы, Юровский говорит дважды. В 1934 году вспоминал: «В исполкоме (17 июля — авт.) я доложил, что так оставлять нельзя. Был некто Полушин… Он предложил их сжечь. А как же никто не знает. Словом, буквально целый день до 11 с половиной часа я возился, чтобы организовать это дело. Войков послал записку, чтобы взять бочку бензина и серной кислоты». В 1920 году в «Записке Юровского» решение сжечь подано более неопределенно: «На случай, если бы не удался план с шахтами, решено было трупы сжечь или похоронить в глинистых ямах, наполненных водой, предварительно обезобразив трупы до неузнаваемости серной кислотой». (Там же, с. 287). О том, как выполнялось решение уничтожить трупы огнем и кислотой на второй день, на руднике, Юровский не написал ни слова. Но, например, помощнику Г.Никулину об этом он рассказывал устно.

18 июля, день второй

Рассказ Юровского о втором дне после расстрела, записанный с его слов профессором Покровским, отличается немногословием. Если для описания событий 17 июля ему понадобилось, не считая предлогов, около 1000 слов (из них 470 — для описания убийства и вывоза тел), то 18 июля, начиная со слов «между тем рассвело, это уже был третий день (18-го)» и заканчивая фразой «смогли отправится в путь только в 9 вечера» (Там же, «Исповедь…», с. 287) описано с помощью 101 слова. В десять раз меньше слов потребовалось для описания второго дня после убийства. Еще меньше слов — для описания этого дня в 1934 году. Что стоит за этим немногословием? Отсутствие событий или что-то иное? Что скрывается за скудным перечислением двух событий на руднике? В тот день Юровский вспоминает рытье ненужной ямы, которую зарыли из-за случайного свидетеля-крестьянина, и свой отъезд в Екатеринбург «с докладом в Уралисполком». Когда он возвращался, «движущийся караван с трупами», по его выражению, уже тронулся в путь на новое место. (В 1934 году в воспоминаниях яма занимает половину текста, об отъезде вообще не упоминается, остальной текст касается несбывшихся планов захоронения). Временное отсутствие или желание что-то скрыть сделало Юровского немногословным, но установлены факты, разительно меняющие безсобытийную картину 18 июля, изображенную комендантом.

День, сухо им описанный, был невиданным по оживленности: никогда еще не было столько машин на железнодорожном переезде, на дороге, ведущей к заброшенному руднику, как 18 июля. В глухомань прибыла верхушка революционной власти Урала и появились машины с бочками керосина и бутылями с кислотой.

Следователем Николаем Алексеевичем Соколовым ( на фото) установлено: начиная с 9 утра, на рудник были привезены 40 пудов (640 кг) керосина и 11 пудов 14 фунтов (176 кг) серной кислоты. На каждого убитого приходилась внушительная цифра горючего и кислоты. Судя по количеству завезенного керосина и кислоты, было принято решение на уничтожение всех трупов, рассчитывали не на двух человек, один из которых был ребенок, и не на костюмы 11 человек — одежда была сожжена, когда тела бросили в шахту. Логически необъяснимо, почему после столь основательной подготовки к сожжению на руднике большевики от этой мысли отказались, пробыли там почти сутки, вырыв и зарыв ненужную яму, разумеется, со слов Юровского. Следователь Соколов собрал доказательства, что сосуды с кислотой на руднике были открыты. Обгоревшие металлические части одежды и обуви, оплавленные пули, обожженные кости свидетельствовали о высокой температуре трех найденных кострищ. 36 пуль были найдены оплавленными или целыми в кострах и возле них: в 1918-1919 годах были найдены 27 пуль (в том числе 24 кусочка свинца, вытекшие из пуль). Как попали пули в костры на руднике? По расчетам современных криминалистов, при расстреле было выпущено 59 пуль. Более половины оказалось на руднике вне тел. Как это могло случиться? Такое количество пуль не могло быть в сожженной одежде. Не могли задержать такое количество пуль и «бриллиантовые лифчики» Великих Княжон, упомянутые Юровским. Нелепо утверждать, что половина выстрелов пришлась на трех девушек. По утверждению криминалиста-эксперта Юрия Григорьева, «такое количество пуль не могло быть только в одежде. Пули подвергались действию огня и кислоты, находясь в тканях тела. Следовательно, факт расчленения тел, воздействия на них фрагментами кислоты и сожжением неоспорим». (Ю. Григорьев.»Последний император», с.264).

Повторим, что если на костре сжигали одежду убитых, не обрабатывая кислотой (ее привезли только на следующий день, для «обезображивания»), пули должны были быть целыми. Но исчезнувшие медные оболочки и вытекшие свинцовые сердечники свидетельствуют, что пули подверглись действию огня и кислоты — не в одежде, которую сжигали в первый день, а в телах убитых. В материалах официального расследования вопрос, на что и как было использовано горючее, откуда взялись пули в кострах, не ставился.

Выезд большевистских деятелей на рудник походил на чрезвычайное совещание. Днем на легковой машине проследовал в лес глава уральских большевиков Исай Голощекин (партийная кличка — Филипп), по выражению генерала Михаила Константиновича Дитрихса, «высокопоставленный изувер». Будучи уральским окружным военным комиссаром, он играл на Урале более значимую роль, чем Юровский, имел в распоряжении интернациональный отряд в 400 человек и был связан личными отношениями с председателем ВЦИКа Янкелем Мираимовичем Свердловым. Когда возникали проблемы, он отправлялся в Москву и все решалось. Прибыл на рудник и председатель уральского облсовета Белобородов с помощником Сафаровым. Приехал занимавший высокую должность член исполкома облсовета комиссар по снабжению Пинхус Вайнер (Петр Войков, в честь которого недавно москвичи пожелали оставить название станции метро в Москве). Сафарова и Войкова 18 июля видели крестьяне в деревне Коптяки. Прибыли члены Уральской областной ЧК В.М.Горин и И.И.Родзинский. Голощекин с помощниками оставался на месте всю ночь, до утра 19 июля, в то время как караван телег с красноармейцами и грузовым автомобилем (и с телами, по утверждению Юровского) покинул рудник в 9 вечера. Что держало Голощекина всю ночь на месте уничтожения убитых, остается тайной.

Сторожиха на переезде № 803 Екатерина Привалова показала на следствии Соколова: «В этот день (18 июля) прошел в Коптяки легкий автомобиль. В нем сидело три или четыре человека. Из них я разглядела только Голощекина. Я раньше его видела и в лицо знала. На другой день (19 июля) рано утром на зорьке, когда я корову выгоняла, этот автомобиль назад прошел. В нем опять сидели Голощекин с несколькими людьми, но этими или другими, не знаю. Он сидел в автомобиле и спал».

Видели этот автомобиль и в Верх-Исетске, когда он возвращался в город. Свидетель Зубрицкая показывала: «В автомобиле были какие-то люди. Я ни костюмов их, не наружности не разглядела. Они все сидели понурые, головы свесили, как бы пьяные или сонные, не выспались» (Н.А.Соколов. Убийство царской семьи. Баку, 1991, с.305).

Среди проследовавших на рудник 18 июля машин была и легковая с Юровским. В машине он вез лопаты. Поскольку, кроме ямы, которую пришлось «реставрировать», Юровский ничего не вспоминал, остается одно: обратиться к другим свидетелям и участникам событий.

«Пепел был зарыт»

Петру Ермакову, бывшему каторжнику, начальнику боевой дружины и военному комиссару Верх-Исетска, с самого начала было поручено захоронение убитых. Два дня он находился в Урочище. Ермаков оставил два свидетельства. В рукописном тексте, подготовленным для сборника материалов к 10-летию «убийства Романовых», оставлено краткое описание «первого крематория»: «В ночь на 17 июля все трупы были достаты из шахты для того, чтобы окончательно покончить с Романовыми и чтобы ихние друзья не думали создавать святых мощей. Все трупы с помощью серной кислоты и бензина были сожжены» (Ю.А.Жук, «Исповедь», с.46.).

В сохранившемся рукописном варианте 40-50-х годов под заголовком «Царь нашел свое место» сказано: «С 17-го на 18-е я снова прибыл в лес, привез веревку, меня спустили в шахту… когда всех вытащили, тогда я велел класть на двуколку, отвезли от шахты в сторону, разложили на три группы дрова, облили керосином, а самих серной кислотой, трупы горели до пепла и пепел был зарыт. Все это происходило в 12 часов ночи с 17 на 18 июля». (Там же, с. 111).

Бывший чекист Исайя Родзинский, хоть и жаловался на память, но описывал с подробностями. Отвечая на вопросы спустя 46 лет, из которых 15 отсидел в сталинских лагерях, вспоминал 15 мая 1964 года в Комитете по радиовещанию и телевидению: «Но вот, помню, Николай сожжен был, был этот самый Боткин… я сейчас не могу вам точно сказать, вот уж память. Сколько мы сожгли то ли четырех, то ли пять, то ли шесть человек сожгли. Кого точно, это я уже не помню. Вот Николая точно сожгли, помню Боткина и по-моему, Алексея. Долго жгли их. Поливали керосином. Лили еще что-то такое сильнодействующее, дерево подкладывали. Долго возились с этим делом. Я даже вот пока горели, съездил доложился в город. Съездил и потом снова приехал. Уже ночью было. Приехал на легковой машине, которая принадлежала Берзину. Вот так, собственно говоря, захоронили». (Там же, с.426).

Г.П.Никулин, помощник коменданта, пользовавшийся его особым расположением, участник расстрела свв. Царственных великомучеников и их слуг, вспоминал: «Как мне Юровский рассказывал… доставили несколько бутылей серной кислоты. Разожгли такие громадные костры и начали эти трупы сжигать: часть серной кислотой, часть — кострами». (Ю. А.Жук. Исповедь цареубийц, с.214).

Комиссар снабжения Пинхус Войков (на фото), по воспоминаниям дипломата Г.З.Беседовского (впоследствии невозвращенца), подвыпив, рассказывал ему в канун 1927 года в Варшаве, как «должен был приготовить все необходимое для уничтожения трупов». Для этой работы были выделены 15 ответственных работников екатеринбургской и верхисетской парторганизаций. Они были снабжены новыми остроконечными топорами, такими какими пользуются в мясных лавках для разрубания туш. Помимо того, Войков приготовил серную кислоту и бензин. Уничтожение трупов началось на следующий же день и велось под наблюдением Голощекина и Белобородова, несколько раз приезжавших из Екатеринбурга в лес. Самая тяжелая работа состояла в разрубнии трупов. Войков вспомианл эту картину с невольной дрожью. Он говорил, что когда эта работа была закончена, возле шахты лежала громадная кровавая масса человеческих обрубков, рук, ног, туловищ и голов. Эту кровавую массу поливали бензином и серной кислотой и тут же жгли двое суток подряд. Взятых запасов бензина и серной кислоты не хватило. Пришлось несколько раз подвозить из Екатеринбурга новые запасы и сидеть все время в атмосфере горелого человеческого мяса, в дыму, пахнущем кровью. … «Это была ужасная картина. Мы все участники сжигания были подавлены этим кошмаром. Даже Юровский и тот под конец не вытерпел и сказал, что еще таких несколько дней — и он сошел бы с ума» (Беседовский. На пути к термидору. М., 1997 с.111-116).

Через три дня после похорон останков пьяные красноармейцы хвалились коптяковским крестьянам: «Мы вашего Николку и всех там пожгли». О сожжении говорил крупный большевистский деятель Валек, за три часа до расстрела допрошенный Соколовым. Он показал, что после беседы с Белобородовым у него сложилось впечатление, что тела убитых сожгли.

Каждое из свидетельств требует особого анализа, в связи с личностью, которой оно принадлежит. События и даты прошлого мешались в сознании убийц не только по давности лет, но и по желанию скрыть нечто важное. На вопрос, кто участвовал в расстреле свв. Царственных великомучеников, Родзинский отвечает спустя 46 лет кратко — не помню. Не помнить ни одного имени было для бывшего сотрудника ЧК безопаснее и спустя десятилетия. В вещах второстепенных Родзинский многословен и помнит

многое. Ермаков всячески стремится доказать свои заслуги, все руководство похоронами приписывает себе. Но все так или иначе рассказывают об уничтожении тел убитых огнем и кислотой. В отличе от многочисленных свидетелей, Юровский с красноармейцем Сухоруковым остаются единственной парой. которая утверждает, что тела 9 человек были захоронены в общей могиле в Поросенковом Логу. Но у Юровского, казалось бы, неоспоримое вещественное доказательство: могила с размерами, указанными с точностью до аршина!

Оговорка

Есть в воспоминаниях Юровского важная оговорка. «Кто-то из послеприбывших красногвардейцев принес мне довольно большой бриллиант, весом каратов 8 и говорит, что вот, возьмите камень, я нашел там, где сжигали трупы». (Исповедь цареубийц, с. 287). Это написано в 1922 году в Москве, в бумагах, сохранившихся в машинописном варианте с рукописной правкой. О каком сжигании трупов говорил красноармеец, если по рассказам Юровского, на руднике сжигали только одежду? Но записано и не исправлено. Лжец мешает правду с ложью и увязает в собственной лжи. Для Юровского, сына человека, державшего ювелирную лавку, одно воспоминание блеска бриллианта в 8 каратов заставило позабыть об осторожности. Драгоценности, обагренные кровью, позволили ему впоследствии в Кремле получить должность председателя отдела по реализции ценностей Госхрана. Оговорку в машинописном тексте с рукописной правкой никто не решился исправить и она дошла до наших дней, как и ошибка с Демидовой — свидетельства убийцы против себя.

Тяга коменданта к сокровищам не была тайной для находившегося в заточении Императора. Личную вещь Царской Семьи — шкатулку с драгоценностями — Юровский проверял каждое утро. По его же признанию, он предлагал изъять ее еще при жизни царя, но не получил согласия «товарищей». По утрам находящийся в плену у злодеев Император, читая алчную душу Юровского как раскрытую книгу, встречал его словами: «Шкатулка на месте».

Портрет, выражающий сущность Юровского, оставлен в воспоминаниях Медведева. «Трупы лежали на полу в кошмарных позах, с обезображенными от ужаса и крови лицами. Пол сделался совершенно скользким. Спокоен был один Юровский. Он хладнокровно осматриваал трупы, снимая с них драгоценности».

Все дни, связанные с убийством и уничтожением тел, Юровский находился на подъеме. Его необычайная энергия, отмеченная товарищами, поистине была дьявольской. Хладнокровное убийство 13-летнего Цесаревича Алексея Николаевича и Его раненных сестер говорит о садистических наклонностях личности. Склонность «давить людей» отмечали и его родственники. После двух дней постоянных разъездов и двух бессонных ночей 19 июля Юровский появился на сцене местного театра, «напялив», по его выражению, мундир убиенного Императора, глумясь над Государем, «чтоб поднять настроение публики», ожидавшей наступления белых. Желание унизить и самому сыграть роль императора в дьявольском спектакле говорит о маниакальном тщеславии.

Вечером 19 июля с чемоданами, набитыми отобранными драгоценностями, сбрив бороду, под фамилией Орлов он спешно убыл в Москву. Садист, алчный, завистливый, хитрый и лживый, верный пес инфернальных хозяев получил главную роль рассказчика лживой истории гибели самодержца всероссийского. Но с момента гибели свв. Царственных великомучеников промыслом Божиим открыта и правда о трагедии, прежде всего расследованием Николая Соколова.

Тайна государственной важности

Если принять за основу факт сожжения тел Императора, Императорицы, Наследника и Великих княжон, а также и их слуг, становится объяснимой невозможность опознания Юровским тел, начиная с утра 18 июля, когда на рудник были доставлены бензин и кислота. Убийца не наблюдал весь процесс сожжения, находясь в разъездах — этим занимались Ермаков, Голощекин и Белобородов. Возвращаясь из Екатеринбурга, он видел трупы, обезображенные топорами, огнем, кислотой. Если он и ошибался в их опознании, то добросовестно. Для быстрейшего уничтожения были разжжены три костра, давались команды, какие группы тел на них располагать. Была команда садиста Юровского сжечь мать с сыном. Были открыты бочки с бензином, открыты сосуды с кислотой. Отрывочные эпизоды уничтожения использованы Юровским в рассказах, но с перенесением места действия в Поросенков Лог. К 9-ти вечера 18 июля обоз из телег и автомобиля, уходивший с рудника и встреченный Юровским, который в очередной раз возвращался из Екатеринбурга, мог везти только остатки обоженных костей и пепла. Не случайно версия о том, что тела двух человек, о которых говорит Юровский, были сожжены не в Поросенковом Логу, а предварительно на руднике, высказана и официальным участником расследования — геологом Авдониным, группа которого занималась раскопами екатеринбургских останков еще и потому, что просто в Поросенковом Логу для сожжения не было времени.

Внезапная смерть в Париже белого следователя статского советника Николая Алексеевича Соколова, пропажа документов его следствия лучше всего свидетельствуют о том, что существовала тайна гибели царской семьи, которую раскрыл Н.А.Соколов, и некие могущественные силы были заинтересованы в сокрытии тайны. Сам факт ритуального убиения Царской Семьи уже не был тайной и признан большевистской властью.

Что же должно было оставаться тайной? Это, конечно, имена организаторов и вдохновителей расправы, которым служил Юровский. С исполнителями было проще. Убийцы, терзаемые болезненной жаждой славы, желанием остаться в истории, пусть даже искупавшись в крови невинных, приписывали себе главную роль, как Петр Ермаков, с его рассказами на встречах с рабочими и подарком в музей револьвера — орудия убийства, или как Юровский, его соперник за право называться главным цареубийцей.

Многие красноармейцы-похоронщики погибли в Гражданскую войну. Другие были готовы умереть, но сохранить «государственную тайну». В 1928 году бывшего красноармейца, инвалида Г.И. Сухорукова, который искренне написал, что «никак не представлял, что придется через одиннадцать лет воскресить эти факты в своей памяти», попросили написать воспоминания. Юровский в это время занимал ответственный пост мредседателя отдела реализации ценностей Госхрана. Сухоруков написал — подтвердил двумя фразами захоронение убитых в Поросенком Логу и сжигание двух тел. Но вспоминил и клятву: «приблизительно 18 или 19 июля из отряда нас отбирают 12 человек и говорят: «Товарищи, вам вверяется тайна государственной важности. С этой тайной вы должны умереть, и горе будет тому, кто не оправдает нашего доверия. Мы говорим, что мы «добровольцы…готовы на все» (Там же, с.458).

Кроме имен подлинных организаторов, тайной должно было остаться еще нечто, о чем говорил Войков: «Мир никогда не узнает, что мы с ними сделали». Что, кроме факта расстрела, объявленного советской властью, имело такое значение, что должно было оставаться тайной для целого мира? Не ответив на этот вопрос, мы не поймем, почему до конца жизни лгал Юровский и в чем он лгал. Причина заключается в слове, которое постоянно всплывает в воспоминаниях похоронщиков. Это слово «мощи». Здесь мы переходим из земных реалий в область духовных предметов. О мощах рассуждали и темные, безграмотные ермаковы, и сухоруковы, и полуобразованные юровские, и знающие несколько языков войковы.

Проводники и служители врага рода человеческого, убийцы и лжеца по определению. Они на подсознательном уровне знали, что неизбежно почитание убиенного Императора и Его близких. И неизбежное сбылось. Крестные ходы в память прославленного Царя-мученика и Его семьи с 2000 года пошли по всей России.

В 2015 году почтить память царственных мучеников в Екатеринбурге собралось 60 тысяч человек. В ночь на 17 июля паломники прошли 20 км крестным ходом из Храма-на-Крови, воздвигнутого на месте ритуального убийства, на Ганину Яму, где уничтожались тела убитых. Среди паломников из 10 стран выделялась группу самураев в боевых доспехах — их предки принимали тогда еще Цесаревича Николая Александровича во время его путешествия на восток.

Уничтожить возможные мощи было, несомненно, одной из целей преступников. Сооружение же ложной Царской могилы с трупами есть подлинно диавольская хитрость. Так были решены две задачи: лишить верующих подлинных святых мощей и скрыть ритуальный каббалистический обряд с отсечением голов. Николай Алексеевич Соколов был убежден, что тела царственных мучеников были обезглавлены. Древнейший оккультно-масонский обряд был совершен адептами врага рода человеческого. Могила, в которой сохранены черепа убитых, но в которой нет мощей — такая ложь стоила того, чтобы Юровскому лгать до конца дней.

Спустя почти 100 лет после описываемых событий правда о екатеринбургских останках стала мерилом духовной зрелости православного Русского народа. Тот, кто прикасается к делу об убийстве свв. Царственных великомучеников, не может не ощущать великого напряжения борьбы, которая выливается в изощренную схватку лжи и истины, и не только на просторах России, но и за ее пределами.

Сегодня главным проводником лжи Юровского, на котором зиждется и «следствие», осуществляемое следственным комитетом РФ, является Иван Арцишевский, потомок русского офицера-белогврадейца, Иван Арцишевский, по всей видимости, является давним агентом КГБ — ФСБ. Его задача — легитимация чекистского постсовка и обоснование его «преемственности» от Российской Империи. Не лишним будет напомнить, что при Ельцине «главным по царским останкам» был штатный кремлевский «оппозиционер» Борис Немцов, по совместительству дальний родственник Якова Свердлова. (прим. «Правого взгляда»).

На лжи, крови и пепле под Екатеринбургом строилась коммунистическая утопия — с той же ложью и кровью повседневной жизни. Новое демократическое глобально-электронное общество строится на тех же основаниях. И сколько народ будет почитать ложное святым, столько будет обманут во всех надеждах и начинаниях, пребывая в рабстве духовном и физическом, будучи обреченным на деградацию и гибель. Сейчас, несмотря на кризисы, войны и катастрофы, нет более важной проблемы, чем выяснение истины о гибели святой Царской семьи.

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Яндекс.Метрика