О монархии

«Правый взгляд» начинает публикаю серии обзорных теоретических статей нашего постоянного автора о типах и разновидностях монархии, понятии «тирании», феномене империи и др. Первая статья из цикла — «О монархии».

Когда обыватели слышат слово «монархия», им на ум приходят два варианта: монархия абсолютная (куда причисляется любой тиран, жёсткий/своенравный/упрямый король/царь/князь и т. д.) и монархия конституционная (предельно ограниченная власть почти декоративного монарха). «Простому человеку» невдомёк, что оба вида суть явления очень поздние, и кроме них существует ещё как минимум 5 видов монархии, и вообще монархическая форма правления необычайно сложна (но обыватели всегда упрощают — так легче жить). Одним из главных доводов противников монархии является утверждение, что монарх правит один, единолично, являясь единственным источником принятия решений. Сегодня хочу одно, завтра — другое, тут упрямо ножкой топнул, там закапризничал… Несимпатичное зрелище! Действительно, основным корнем в термине «монархия» является «моно». Однако наличие одного правителя совершенно не обязательное условие монархии. В истории монархий существует с давних пор институт со-правления, со-правительства, это не редкость. И на престоле могут быть одновременно два монарха, старший и младший, или два равноправных. Бывало больше, а максимальное число римских императоров (правда, короткое время) было пять, одновременно правивших в пределах Римской империи. Ещё одно распространённое заблуждение, что монарх всегда передаёт власть только старшему сыну. «А вдруг он родится идиотом, и что, терпеть?» — вопрошает «простой человек», ибо ему невдомёк, что в зависимости от принципа наследования власти монархия может быть династической, родовой, или выборной. 1. Династическая монархия, к которой мы как-то привыкли, и не представляем себе иного варианта (в том числе и стараниями современной прессы), далеко не самый частый вариант. Кроме того, сам способ наследования даже в династических системах бывает различным, а мы с вами воспринимаем, чаще всего, один — майоратный (западноевропейский средневековый): от отца к старшему сыну. Но майоратный принцип тоже может действовать различно — с исключением женщин из престолонаследия, или со включением женщин в династическое преемство. 2. Родовая монархия. Однако также нередко встречается монархия, где наследником престола является любой представитель царского рода, тогда воля других лиц или воля общества вмешивается в вопрос о том, кто из представителей царского рода станет царём. Это гораздо более распространённый в истории принцип. Нечто подобное действовало на протяжении длительных веков Раннего и Высокого Средневековья на Руси, однако, это наследование подчинялось у нас ещё и лествичному праву (то есть, наследование шло не от отца к сыну, а от брата к брату). 3. Наконец, не редкость и избирательная монархия. Избирательная монархия может по-разному накладываться на вопрос о престолонаследии. В принципе, она может действовать как чисто избирательная — каждый монарх избирается из совокупности любых претендентов благородного происхождения. Может распространяться на родовую систему: монарх избирается из членов царского рода. Может действовать в династической системе, то есть, наследником престола является старший сын, однако лишь в том случае, если его права рождения будут подтверждены избранием — это русская система. Так избирались все русские цари от смерти первого тирана Ивана IV в 1584 году до избрания на престол (к сожалению) второго тирана Петра I, который совершил бюрократический переворот и устранил систему избрания. Избирательная монархия — наша национальная традиция. Избирательной была и византийская монархия — наш образец. Более того, византийский император (василевс ромеев) как христианский царь легитимизировался православным народом (есть даже такой термин — «самодержавная демократия»). Монархия, как и две другие формы государственной власти (аристократия и демократия), имеет свой прообраз — семью, которая, естественно, древнее государственности. Вообще, все три прообраза древнее государственности, поэтому вопрос о древности форм власти в государстве в некотором смысле вопрос умозрительный. Власть сложилась раньше государства. Однако монархическая форма — древнейшая, ибо семья, являющаяся прообразом монархии (разумеется, нормальная семья, не шведская и не ещё какая-нибудь семья нашего века), существует столько, сколько живёт сам человек. Что можно сказать в защиту монархии? Какие у неё достоинства? Этим анализом занимались очень многие. Например, об этом писал наш великий историк Василий Никитич Татищев, в свой записке «О желательности единодержавия в России» (составленной при избрании Анны Иоанновны на императорский престол в 1730 году); достоинства монархии, как и недостатки, перечислены и проанализированы выдающимся юристом XIX века Борисом Николаевичем Чичериным; они же разбираются в лучшем труде по данному вопросу, который вообще существует на планете — «Монархической государственности» Льва Александровича Тихомирова. Безусловным достоинством монархической формы является способность адекватного безотлагательного принятия решений, когда поздно принимать парламентские решения и консультироваться. Как правило, монарх редко злоупотребляет этой возможностью. История показывает, что монарх предпочитает советоваться, нежели брать на себя бремя ответственности. Но, естественно, вполне представимы коллизии, когда советоваться некогда. Надо сказать, что именно эта особенность монархии побуждает к созданию республиканского варианта монархии — сильной президентской власти, наподобие власти президента США. По сути дела, президентство в Соединенных Штатах и есть республиканская монархия. Достоинством монархии является способность этой формы к выдвижению наиболее способных и талантливых людей к занятию высших государственных должностей. Продемонстрировать это довольно нетрудно. Сколь ни был бы добропорядочен и благовоспитан глава республиканского государства, премьер ли министр или же президент, всё равно талантливый министр или генерал будет ему конкурентом, и президент будет придерживать талантливого человека. Монарх же выведен из категории конкурентов, он специально для того обществом и поставлен, чтобы быть вне конкуренции. В силу этого, никакое подсознание не подталкивает монарха к замедлению карьеры талантливого человека. Монархия обладает максимальной ответственностью за судьбы государства и общества. Вне всякого сомнения, в отличие от республиканской системы, крупное поражение государства угрожает монарху отречением, а гибель государства почти всегда угрожает ему гибелью. Наконец, монархия обладает редкостной способностью служить инструментом и символом единства. Дело всё в том, что монархия более чем две другие формы власти способна сохранять неформальный характер отношения власти и гражданина, монарха и подданного. Даже когда русского мужика с большим трудом на французский манер обучили к барину обращаться на «вы», к царю он продолжал обращаться на «ты», и это было совершенно официально признано. Это всего лишь отражение неформальных отношений монарха и подданного. А неформальный характер отношений — вообще условие благополучного функционирования любой из трёх форм власти (так же в демократии, так же в аристократии). Монархия вводит в отношения подданного и государя одну из самых высоких добродетелей, которая только существуют в этом мире — добродетель верности (верность — наивысшая христианская добродетель, с чем вряд ли вы будете спорить, если учесть, что первым названием христиан, когда ещё не придумали термин «христиане», было «верные», что сохранилось в литургии.) Оттуда термин «верноподданный» (о сути которого подробно писал Иван Александрович Ильин в своей работе «О монархии и республике»). Монархия в состоянии служить если не инструментом, то символом единства не только государства, но и нации, общества, империи (то есть, многонациональной общности, при безусловном главенстве стержневого, имперского этноса), и даже инструментом единства Церкви, в случае, если мы говорим о христианской монархии, в которой монарх является первым мирянином Церкви (а попробуйте-ка иными способами выделить первенствующего мирянина). Даже декоративные монархии, которые лишь формально в наше время считаются конституционными (наподобие монархии английской) сохраняют функцию символа национального и государственного единства. Кстати, когда институт президентства США окружается всевозможными регалиями и символами, то, опять-таки, он выступает в качестве республиканской монархии. Довольно уныло и безвкусно это пытаются собезьянничать у нас. Монархия, обладающая столь высокими достоинствами, обладает также и крупнейшими недостатками. Первенствующий недостаток монархии определяется банальной случайностью рождения, и действует, разумеется, очень слабо в родовых системах наследования, сильно — в династических. Если существует жёсткий закон престолонаследия и устранена избирательность монарха, общество не гарантировано от занятия престола неспособным или даже слабоумным монархом, или же его приходится устранять путём грубейшего насилия. Разумеется, подобный недостаток снимается в случае малейшего наличия избирательности монарха, а также снимается в составных политических системах, то есть, когда действует государственная власть, составленная из монархии с аристократией, или монархии с демократией. Другой опасностью и другим недостатком монархии является возможность воспроизведения фаворитизма, института «любимцев». От этого не гарантирует ни родовой, ни избирательный принцип монархии, а гарантировать может, опять-таки, только составная политическая система, не стопроцентно, но в значительной степени. И, наконец, самая страшная угроза, которая висит над любой политической системой, но как доказал Тихомиров, особенно над монархией (даже если вы пламенные республиканцы, хотя бы из-за этой главы прочитайте его «Монархическую государственность») — это угроза бюрократизации. В самом деле, лишь в очень небольших государствах, с очень небольшой территорией, и небольшим населением, монархия может существовать сама по себе в чистом виде (впрочем, как и аристократия, как и демократия). Поэтому учтите: либо монархия с аристократией, либо монархия с демократией, или даже с ними обеими, а если нет — то неизбежно практически в любом представимом государстве, не говоря уже о размерах России, мы получаем монархию с бюрократией. Бюрократия же имеет тенденцию из категории обслуживающего персонала превращаться во власть, которая конституируется только в форме олигархии (то есть искажения правильной формы власти). И самая страшная угроза, связанная с монархическим образом правления, это угроза появления бюрократической монархии, от которой русский народ весьма преизрядно натерпелся за последние два с лишним века своего независимого существования от Петра I до коммунистического порабощения (не прекратившегося, на самом деле, и поныне).

***

Теперь рассмотрим исторические разновидности монархии. 1. Патриархальная монархия, которая, как видно из названия, впрямую генетически связана с прообразом монархии — семьей. Патриархальная монархия, собственно, и вырастает из семейных, а затем родовых отношений. Ныне она существует лишь кое-где на африканском континенте, это рудимент, но она имеет мощнейшее наследие. В первую очередь, наследием патриархальной монархии является тот неформальный характер отношений монарха и подданного, о котором было сказано в прошлой статье. Любая монархия, даже наиболее причудливые её разновидности, переносит на себя, или сохраняет в традиции отзвуки первоначальной патриархальной монархии. Уже патриархальная монархия обнаруживает свою пригодность к взаимодействию с другими формами власти, например, с демократией. В государствах экваториальной Африки, до наших дней, сохранился институт племенных королей. Они ежегодно избираются представителями племён (старейшинами), и каждый год подтверждают свои полномочия. Здесь одновременно мы видим действие и монархического, и демократического принципов, и этот институт c демократически-монархический — действует до сих пор безупречно, в то время как перенесенные на африканскую почву институты западной демократии порождают такую чудовищную коррупцию, перед которой меркнет даже наша отечественная. Это лишний аргумент в пользу того, что любая из форм власти сама по себе ни хороша и ни плоха, и что действовать она может только в рамках традиции, то есть, только в национальной форме. И на вопрос — «Возможно ли восстановление монархии в России?» — можно ответить: да, безусловно, возможно, но в национальной форме.

2. Монархия сакральная — такая историческая разновидность, при которой первенствующие функции монарха — священнические. Иногда эту форму называют «теократией», хотя термин этот неудачный. «Теократия» — это «боговластие», дословно, правильнее было бы говорить «иерократия», то есть власть священников. Сакральная монархия — форма необычайно древняя и генетически связана с патриархальной монархией, в том смысле, что глава семьи во многих системах является и семейным жрецом. Классический пример сакрального монарха — египетский фараон. Священнические функции значительно первенствовали перед функциями главы государства, администратора или, тем более, полководца, хотя мы знаем и выдающихся администраторов, и реформаторов, и полководцев фараонов. Наличие в истории сакральной монархии приводит к сакрализации и вообще института царской власти. Оттуда представления о божественности особы царя, или хотя бы о сакральности, освящённости (не следует говорить «священности» — освящённости) особы монарха. Это, безусловно, не поздняя выдумка, а наследие долговременного существования сакральных монархий. С сакральной монархией связан чрезвычайно важный, древний обычай, очень много вскрывающий в сущности монархического служения — обычай царской жертвы, когда в тяжёлых обстоятельствах царь приносит себя в жертву высшим силам во имя спасения подданных. Она давно вышла из употребления, она стала заместительной во многих, более поздних обычаях (её символизировали). Но стоит ли относиться без должного внимания к царской жертве, если таковую совершил Иисус Христос? (И так это воспринималось современниками, даже Пилатом, воспитанным в другой культурной системе, знавшим о царской жертве из другой мифологии.) 3. Монархия деспотическая, которую не следует ни в коем случае считать ругательством, и ни в коем случае смешивать, например, с тиранией. Монархия деспотическая — это монархия, где царь по происхождению генерал, подобно тому, как в монархии сакральной царь по происхождению священнослужитель. Примером является орда с её выборным монархом — ханом (орда монгольская или тюркская). Классическим деспотическим монархом был также ассирийский царь. Деспотические монархии характеризуются высоким авторитетом носителя центральной власти, что компенсируется высоким, постоянно прививаемым чувством собственного достоинства подданного, и мерами по ограждению этого достоинства (ибо только человек с развитым чувством собственного достоинства бывает приличным солдатом). 4. Монархия сословная и сословно-представительная — чрезвычайно важные виды, наиболее интересные для нас, потому что они связаны с нашей национальной традицией. Но сначала сделаем важную оговорку. Сословием называется только такая социальная группа, чьи особые права и обязанности фиксируются обычаем или законом, и наследуются (что, разумеется, самое важное, это абсолютно необходимый критерий сословия, необходимое условие, при котором социальную группу можно назвать сословием; наследуются — есть сословная система, не наследуются — нет сословной системы.) Можно сказать ещё короче: сословие — социальная группа с наследуемыми правами и обязанностями, но мы предлагаем исчерпывающее определение, чтобы не создавалось впечатления, что сословные права были сословием захвачены. Это продукт общественного созидания. Сословные общества настолько мощны, что весьма часто делают монарха принадлежащим к одному из сословий. И, всё-таки, царские роды выделялись, и постепенно на Западе монарх превращается в элемент надсословный, и правящая фамилия выносится за границы сословий. Для сословных обществ монархический институт чрезвычайно дорогой подарок, ибо надсословный царь служит арбитром, примиряющим сословия, особенно в случае конфликта сословий. Сословные системы редко содержат монархию в чистом виде. Есть одна важная вещь, и мы просим обратить на неё внимание. Есть гипотеза Льва Александровича Тихомирова, который настаивает на незыблемости и непреложности монархического принципа, и утверждает, что верховная власть неделима и должна быть монархической в любом здоровом обществе, указывая, что это вовсе не устраняет признания монархией на других этажах, по нисходящей, любых аристократических и демократических институций. Позволим себе усомниться в этом, при всём нашем почтении к памяти великого мыслителя. Не только демократия, и, ещё в большей степени, аристократия, но и монархия в истории чаще наблюдается в составных политических системах (то есть с аристократией или с демократией), нежели в чистом виде. А в сословных системах — особенно. Поэтому сословная монархия существует в истории в таком положении, где очень трудно сказать — вообще мы о монархии говорим, или же, скорее, о составной политической системе (то есть, о монархии с чем-то ещё), даже если монархический институт силён, как это бывало в Средневековье. Сословно-представительная же монархия есть монархия с парламентом, и появляется по мере увеличения размеров и населения государства. По сути дела, сословно-представительная монархия это уже не монархия, а составная полития (политическая система), это монархия с демократией или монархия с аристократией и демократией (весьма частым средневековый парламент состоял из двух палат: аристократической верхней, и демократической нижней, тень этого — Палата Лордов и Палата Общин современного британского парламента). Это связано не столько с самой монархией, а, скорее, с демократией. Ведь прямая, или непосредственная демократия, когда основные решения принимаются непосредственно всеми гражданами на собраниях, возможна только в очень небольшом государстве, где полноправных граждан можно собрать на одной площади народного собрания. 30 000 полноправных афинских граждан близко к пределу численности лиц, участвующих в прямой демократии (для более многолюдных собраний не бывает площадей). С увеличением многолюдности государства демократия прямая сменяется демократией представительной, при которой решения принимаются выборными органами. Ещё один интересный момент: сословно-представительные монархии-объединители, и складываются они по мере борьбы нации за объединение государства. Парламент — всегда объединитель. А носитель центральной власти, опирающийся на парламент — объединитель страны, государства, отечества. В процессе развития собственного парламентаризма (развития власти Конгресса) американцы просто шеи попереломали своим сторонникам сепаратизма. Это называется Гражданская война в Америке, хотя нам в школе рассказывали, что дело было в неграх. На негров было наплевать всем, и на Севере, и на Юге. Сословные и сословно-представительные монархии надлежит изучать, потому что это наша устойчивая национальная традиция. Ибо при опросах о возможности восстановления монархии в России (о форме монархии) первое место обычно занимают сторонники конституционной монархии, второе — абсолютной монархии, а лишь на третьем месте оказалась наша, русская, сословно-представительная. Это результат того, что мы вынесли не только из школы, но и из вуза, из современных СМИ, представление о том, что монархии бывают либо конституционными, либо же абсолютными. Но абсолютные монархии были придуманы в XVI веке и реализованы в XVII, конституционные придуманы в XVII и реализованы в XVIII. Это новейшие формы монархии, причём чисто западного происхождения. 5. Абсолютная монархия — порождение нескольких важных явлений, в первую очередь, это этатизм в чистом виде (или, по-русски, государственничество). Абсолютизм существует там, где устранены вопросы о нации и об обществе, где стоит только вопрос о взаимоотношении государства и его гражданина. Неслучайно абсолютистские формы были привнесены в Россию наиболее деятельным этатистом в нашей истории, Петром I (оставим за скобкой то, что он был и тиран). Абсолютизм, вместе с тем, генетически связан с той болезнью монархии, о которой говорил Тихомиров — с бюрократизмом. Если вы будете говорить с пламенным монархистом, который будет доказывать, что совершенно неважно, как всё управляется, был бы монарх — это опасный человек, который если не тиранию вам подсовывает, то подсовывает бюрократизм. Ранее прочих западноевропейских стран на бюрократический путь свалилась Франция. Уже король XIV века Филипп IV Красивый в значительной степени бюрократизовал французскую политическую жизнь. Ему, в значительной степени, удалось потеснить бюрократией аристократию Франции. В результате, Франция раньше всех отказалась от представительной системы (перестала собирать Генеральные штаты), и в XVII веке стала классической страной абсолютизма. Совершенно неважно, говорил ли лично довольно симпатичный король Луи XIV: «Государство — это я», важно, что он мог так сказать, ибо такова была французская полития его эпохи. Абсолютизм, несомненно, связан также с эпохой Просвещения и просветительской идеей общественного договора: граждане договорились создать государство и делегировали ему все полномочия, включая полномочия распоряжаться собственной совестью — вот идея абсолютизма. Абсолютизм, конечно, не мог появиться раньше эпохи Возрождения. К абсолютизму вели, с одной стороны, трактаты Гвиччардини и особенно Макиавелли; и, во-вторых, к абсолютизму вела цепочка ренессансных тираний. Наконец, неслучайно существует термин «просвещённый абсолютизм», достаточно модный в XVIII веке. Товарищи просветители были рады абсолютной монархии, ибо просвещённый абсолютизм — это не что иное, как этатизм, управляемый формально неограниченным монархом, на ухо которому нашёптывает советы очередной просветитель. Вот, собственно, и вся идея. Но абсолютную монархию ни в коем случае не следует путать ни с монархией самодержавной (автократической христианской), ни с монархией деспотической, и никогда не путать с тиранией. Несмотря на то, что абсолютизм (как и всё Просвещение) разорвал связь государственной политики с нравственностью, а нравственности — с религиозными убеждениями, с верой, всё же абсолютная монархия не была разрушительницей всех без исключения традиций. В рамках абсолютизма, по инерции, по традиции, сохранялись те или иные институты, обычаи, законы предшествующих эпох — эпох, чаще всего, сословно-представительных монархий. И, наконец, ни один абсолютный монарх не посягал отвергнуть в принципе частную собственность и её неприкосновенность, что с лёгкостью делает тиран. Вот замечательная граница, вот где можно провести грань между тиранией и абсолютизмом! Поэтому в рамках абсолютизма возможна была дальнейшая эволюция. К сожалению, дальнейшая эволюция была в рамках идей Просвещения, то есть, «вперёд к прогрессу», а вовсе не назад, к восстановлению здоровых социальных традиций, и привела не к восстановлению представительных монархий, а к появлению монархии конституционной. 6. Конституционная монархия. Она тоже вырастает из идеи общественного договора, только здесь граждане Левиафану делегируют не всё, а пишут на бумаге: вот до сих пор король, а дальше — нет, вот сюда суёшь королевский нос, а дальше — нет, вот столько денег у тебя, короля, а дальше — не у тебя. Это тот же рационализм Нового времени, та же идея общественного договора, но его следующий этап, когда граждане, уже разрушившие историческую зависимость государства от общества, начинают выстраивать систему барьеров, защищающих гражданина от государства. Оттуда принцип разделения властей, для вас всех вполне представимый — общество начало защищаться от государства! А вот общество сословное от государства не защищалось — оно государством повелевало. 7. Монархия автократическая или самодержавная. Мы очень часто не понимаем, что это такое. Чаще всего самодержавная монархия воспринимается как абсолютистская, как абсолютная. Но исторически это абсолютно не так. Образцом автократической монархии является христианский Рим (а затем Второй Рим — Византия, по прямому преемству), где были римские (позднеримские) государственные институты. Кроме того, сам этот термин — «самодержавие» — в России претерпел очень серьезные изменения. Когда самодержцем назвал себя первый наш царь, Иоанн III, это лишь означало, что он стал сувереном, что он более не вассал ордынского хана. И тогда это больше ничего не означало. Но уже в следующем веке, в XVI, начало восприниматься как некий аналог византийской автократии.

***

Что собой представлял этот классический образец христианской автократии (позднеримский, начиная с Константина Великого, византийский, начиная с Юстиниана Великого)? Византийский император (по-гречески — василевс ромеев) теоретически предполагался автократором (самовластцем, самоуправцем) и источником законов. Но насколько реально был неограничен василевс, и чем, в противном случае, он был ограничен? 1) Христианский царь, василевс ромеев, предполагался действующим в отношениях симфонии («симфония» — «созвучие», по-гречески) — отношения христианской Церкви и государства, при которых государство получает свою власть от Церкви. Оттуда концепция «двух мечей»: меч, символизирующий светскую, и меч, символизирующий духовную власть, оба они — в руках Церкви, ибо она — высшая власть в материальном мире и Глава Ее — Сам Христос (а не патриарх, как полагают некоторые). Меч светской власти вручается христианскому государю, и далее Церковь не вмешивается в дела правления, но имеет право нравственного суждения по малейшему решению государственной власти. Вот — симфония. Идея симфонии вырабатывалась постепенно. Функция царя, как Удерживающего мировое зло, отмечена была в своем Послании апостолом Павлом, чего апостол, естественно, не понял — это видно в контексте. Он был изумлен этим знанием — тем, что Удерживающим мировое зло является еще языческий римский император. На уровне богословия детально это было разработано Иоанном Златоустом (в Толкованиях на послания апостола Павла). Юридическую форму симфония приобрела при величайшем византийском правителе VI века императоре Юстиниане Великом: обязанность охранять Вселенскую Церковь (а вовсе не только Церковь в пределах империи) — это исполнение императором своих функций в симфонии. Но это не все. Неверно понимать симфонию (как ее понимают некоторые современные публицисты) в том смысле, что это дружеское взаимодействие царя и патриарха. Царь может персонифицировать государство, но патриарх — председатель в совете епископов — не персонифицирует Церковь, ибо Церковь персонифицирует Сам Христос. И если возникала конфликтная ситуация (их было довольно мало в тысячелетней византийской истории), она была проигрышной для императора. Любой император сильнее патриарха, в этом можно не сомневаться. Но в серьезной конфликтной ситуации императору противостоял не патриарх, а несколько сот епископов империи — сила абсолютно неодолимая для христианского правителя, разве что ценой отказа от христианства, но тогда это означает отказ от власти. 2) Ограничение власти императора — это прочитанный им при царском посвящении Символ Веры, как присяга. По сути дела, Основные законы Российской империи повелевали не за страх, а за совесть повиноваться императору. Но существовало одно условие, которое освобождало от присяги: отказ от Символа Веры. Например, при переходе в католичество любого императора он переставал быть императором автоматически. Также точно как английская королева, в отличие от всех своих подданных, не может перейти в другое исповедание: отказ от англиканства означает утрату короны (и это в современные, свободные времена!). 3) Византийский император был зависим от воли (от мнения, но, все-таки, это была и воля) синклита — совета высших сановников, как и русский царь был зависим от мнения Боярской думы. Конечно, синклитиков назначал сам василевс, и бояр назначал сам царь, а до него — великий князь. Однако механизмы здесь довольно жесткие. На протяжении X—XII веков одни и те же византийские фамилии поставляют высших сановников империи. То же самое и в России — аристократия совершенно реальна. Само собой разумеется, русский царь XVII века мог какого-нибудь лично не симпатичного ему (не только неспособного, а несимпатичного) князя Одоевского не сделать боярином, и тот так бы и умер стольником. Он не мог другого: он не мог вместо Одоевского сделать боярином Хрюшкина. Никакого Хрюшкина! Как не мог и василевс ромеев. А следующего императора провозглашал синклит, и это учитывал каждый император. 4) Василевс ромеев был, в какой-то степени, зависим от мнения войска, которое есть вооруженный народ, или вооруженная часть народа, ибо сохранялся старинный римский обычай воинского посвящения царя, когда нового василевса ставили на щит, положенный на скрещенные копья и поднимали над головами войска. Это настолько воинский и, вместе с тем, сакральный обычай (вот посмотрите на пересечение разных монархических традиций), что запечатлен в ежедневно совершаемой литургии Православной Церкви. Это текст херувимской песни: «Яко да Царя все подымем». Там это переносится, разумеется, на Христа, но описывается чин царского провозглашения. 5) Наконец, василевс ромеев был и демократически ограничен, хотя отнюдь не волеизъявлением народов империи, а волеизъявлением граждан столицы — Константинополя, граждан, организованных в «димы» (корпорации граждан). В средневековом языке вместо «демос» стали говорить «димос», поэтому корпорация — «дима», а глава корпорации — «димарх». И вот димархи изъявляли свое мнение василевсу, а василевс, в общем, прислушивался. Василевс Анастасий был вынужден отменить один из налогов, когда этого единогласно потребовали все димархи на ипподроме, а димы стали топать ногами, скандируя требование отмены налога. Василевс счел за благо со столицей отношения не портить. Самодержавная, или автократическая монархия существует только в единственном варианте — христианском, в отношениях симфонии властей. Однако имейте в виду: она существовала в необычайно развитой правовой системе. Даже римское право было кодифицировано при Юстиниане Великом. Во все времена все население империи (а, следовательно, и возможные наследники престола) воспитывались в том понимании правовой системы, что, хотя автократор — источник закона, но, покуда закон существует, прежде всего, он писан для автократора. Попытка перенести в чистом виде автократию на русскую почву, с ее особенностями (а особенности эти просты: мы, к сожалению, гораздо менее византийцев и в Средние века, и ныне обладаем развитым правосознанием) дало первую тиранию Ивана IV. После смерти первого тирана в 1584 году сословия, восстанавливая баланс, топнули ножками и, несмотря на всем известный добрый нрав царя Федора и законность его рождения, ему пришлось пройти через избрание. Так избирались и последующие русские цари. Поэтому в XVII веке самодержавием в России называется, по сути, сословно-представительная монархия с парламентом — Земским собором, сохраняющая в своей сущности, как элемент монархии автократической, идею симфонии.

*** Каково будущее монархии в нашей стране? Еще раз укажем на главную, опаснейшую проблему этой формы власти — угрозу бюрократической монархии. Поэтому, прежде чем «призывать царя», нужно построить сильное гражданское общество, ибо только оно и способно заменить «профессиональных управленцев», вот уже три столетия терзающих Россию (особенно они преуспели в этом при советской власти). С другой стороны, строить гражданское общество гораздо проще при наличии монарха. Учитывая нынешнее бедственное состояние и нашего общества, и государства, конкретные рецепты предлагать трудно. Мы уверены только в одном: династия Романовых никогда не будет править в нашей стране, ибо была истреблена в 1918 году. Оставшиеся в живых представители династии и их потомки никаких прав на престол не имеют. В любом случае, всё, что касается конкретных «монархических рецептов» — дискуссионно, но забывать о самой монархии нельзя, ибо это наша национальная русская традиция.

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Яндекс.Метрика