Нецарственный империализм

«Царство или империя? — спрашивает, возражая мне, А. А. Столыпин. — Как мы желаем мыслить Россию в идеале, как мы ее любим — царством или империей?» Противополагая эти два тождественных понятия от имени октябризма, мне кажется, А. А. Столыпин навязывает своей партии очень тяжелое заблуждение. По странному мнению моего уважаемого супротивника, Россия была когда-то в молодости царством, но теперь перестала быть им, созрев в империю, причем это будто бы совсем разные государственные явления. Пока мы были, видите ли, царством, был естественным «жестокий национальный эгоизм» (почему-то, говоря о национальном эгоизме, октябрист непременно прибавит жестокий). В эпоху царства естественно было покорение одноплеменных народов, скрепление их обручем государственности, поглощение без остатка всего инородного. Теперь же, когда мы «созрели» в империю, всего этого будто бы уже не нужно: не нужно скрепления народов обручем государственности, не нужно поглощения всего инородного. Все эти заботы старого царства г-н Столыпин называет узкими для империи. «Имперские идеалы, — проповедует он, — шире: это водительство многих народов к высшим целям, сознанным господствующим народом, под руководством этого господствующего народа».

Вот формула октябристской нецарственной государственности; я очень рекомендую читателям эту формулу запомнить. Вы видите, что в ней о царственных правах России нет ни звука. Не царствующему, а только «господствующему» народу предоставлено лишь «водительство» покоренных народов и «руководство», не более. Подчиненные инородцы остаются по этой схеме народами, то есть самоопределяющимися национальностями, в силу этого навсегда чуждыми господствующему народу, и все господство последнего сводится к «руководству». Конечно, в такой формуле Россия перестает царствовать. Русское царство превращается в русскую опеку или — еще того менее — в русское попечительство над инородцами, и это г-ну Столыпину представляется «империей». От лица своей партии наш автор благодушно мечтает, что «дальнейшим шагом, следующим этапом, которого история еще никогда вполне не достигала, но достигала почти (?), это — вселенская империя. Об этой отдаленной будущими веками форме человеческого общежития нам заботиться нечего», но помечтать так приятно! Г-н Столыпин не догадывается, что, устанавливая царство как молодость народа, а империю как зрелость, окончательный идеал свой — «вселенскую империю» он должен бы назвать глубокой дряхлостью народов, то есть вещью довольно скверной. Не останавливает моего оппонента и то, что «история еще никогда не достигала» такого вселенского объединения, хотя, казалось бы, у природы было достаточно времени на все ее опыты. Идеал неважный, но важно отметить, о чем мечтают наши октябристы: они мечтают не о том, чтобы быть России вечно, а о том, чтобы не быть ей, а чтобы хотя бы в отдаленных веках она исчезла, растворилась в дряхлости вселенского объединения. Приблизительно тем же странным пожеланием закончил недавно свою публичную лекцию г-н Веселитский-Божидарович. Окончательная мечта его — не Россия, сильная и навеки державная, а «Соединенные Штаты Европы».

Характерный признак наших либералов! Если не в настоящем, слишком непреодолимом, то хоть в далеком будущем они непременно отрицают Россию, безотчетно желают умаления ее и потери царственной ее индивидуальности. Эта психологическая черта целою пропастью отделяет октябристов от национальной партии. Тургенев дал прекрасный тип кочующих по Европе русских дворян, «желудочно-половых космополитов», доедающих выкупные и гордящихся своим презрением к России. Космополитизм есть ощущение отсутствия в себе национальности. Это чувство безразличия к своему и чужому у нас давно считается высшей мудростью, между тем это просто признак анархии, морального разложения, к которому так склонна беспутная наша интеллигенция. Октябристы, может быть, не признают себя космополитами — в настоящем, но это — несомненные футур-космополиты: мечтой своей они отдыхают все-таки на «Соединенных Штатах Европы» или на «вселенской империи» А. А. Столыпина. По мнению последнего, теперешняя «империя» есть только этап к достижению желанного будущего; в интересах вселенских мы должны отказаться от своего царства и должны вести «имперскую политику», которая заключается в каком-то «водительстве» инородцев к высшим целям.

Нечего и говорить, что эта идея мне кажется сплошной ошибкой; при достаточном распространении ее я назвал бы ее ошибкой вредной. Как все притворно гуманное, будто бы возвышенное миросозерцание октябризма, их объявленный империализм без царственности производит самое фальшивое впечатление. В схеме А. А. Столыпина все непостижимо, начиная с его альтернативы «царство или империя?». В действительности ведь царство и есть империя, без царства никакой империи нет. Слово imperium на родине этого слова всегда понималось как верховная государственная власть, то есть именно то самое, что понимается под русским словом царство или государство. Принадлежала ли эта власть, как в Риме в течение долгих веков, народу или через выборы старшим магистратам (царям, консулам, преторам, диктаторам и пр.) — во всех случаях слово imperium означало высшую власть, а не только «водительство» и «руководство» подчиненными народами. Императору вручался summum imperium, то есть не умаление, а усиление власти в виде всей полноты ее. Стало быть, империя по внутреннему существу своему не есть отмена царства, а усиление его, возведение в высшую степень. Если царство покоряло народности, скрепляло их и поглощало, то империя предполагает все эти функции в сугубом виде. С чего это пришло в голову почтенному А. А. Столыпину, будто империя означает снятие обручей и деградацию власти из «государственной» только в «водительскую»? Ничего подобного в истории народов не бывало. Империя Римская отнюдь не напоминала пастораль, где господствующий народ будто бы мирно пас покоренные народы. Не миртовой веткой, а мечом железным римляне «водительствовали» завоеванные народы, причем не стеснялись истреблять их иногда почти поголовно. Какого рода было со стороны римлян «руководство к высшим целям» их инородцев, показывает осада Иерусалима. Тит ежедневно распинал на крестах по пятьсот пленных (то есть мирных евреев), прежде чем истребить миллионное население еврейской столицы и сравнять ее с землей. Десятки тысяч непокорных инородцев бросались римлянами в цирки на растерзание зверям. Я не знаю, к каким «высшим целям» водительствовали римляне покоренные народы, кроме единственной — к полному подчинению своей власти. Это подчинение выражалось в постоянном ограничении инородческих прав; только в период упадка империи, после Каракаллы, инородцы получили равноправие, но именно последнее и явилось смертельным ударом для Рима. Империя погибла от фальсификации римской национальности вследствие наплыва инородцев и от крайнего при этом упадка патриотизма. «Разве патриотизм, — говорит святой Августин, — не разрушен был самими императорами! Обращая в римских граждан галлов и египтян, африканцев и гуннов, испанцев и сирийцев, как они могли ожидать, что такого рода разноплеменная толпа будет верна интересам итальянского города, притом такого, который всегда яростно преследовал их?»

То мирное водительство инородцев, которое А. А. Столыпин называет империей, на самом деле есть упадок империи, разложение ее на элементы. Как только imperium царственного народа слабеет, инородцы поднимают голову, и все «водительство» сводится к тому, что инородцы начинают водить за нос своих победителей и «руководить» их по дороге в пропасть. Так было с Римом, так было еще раньше с Персидским царством, так было впоследствии со всеми разъеденными инородчеством империями. Несомненно, то же самое угрожает и России. И не только угрожает, а гибель наша — результат внедрения к нам инородцев — уже идет. Не видят этого лишь близорукие и благодушные россияне, душа которых уже достаточно растворена в космополитизме. Если Россия еще сколько-нибудь держится как империя, то лишь постольку, поскольку она остается царством. Как только Россия перестанет быть царством в древнем и вечном значении этого слова, так и расползется по швам. У нас не любят вдумываться в употребляемые поминутно слова и титулы. «Царство» наше будто бы упразднено с того момента, как объявлена империя. Но самое слово царство происходит от Caesar — от имени основателя первой в Европе империи. Слово царь есть испорченное «цезарь» и значит то же самое, что немецкое Kaiser. Каким же это путем империю можно противополагать царству в виде упраздняющего один другого принципа? В сознании народов цезаризм и империя давно слились в одно понятие. Как позднее у западных славян королевский титул пошел от собственного имени Карла Великого, так мы, восточные славяне, читаем формулу государственной власти в имени Цезаря. Если Петр Великий провозгласил Россию империей, то сделал это без всякой внутренней нужды в этом. В сущности, московские самодержцы уже были императорами, притом еще до царского титула, ибо пользовались полнотой теперешней императорской власти. Петру Великому надо было разрушить в Европе суеверие, будто империей может называться только одна — Священная Римская (то есть Немецкая империя тогдашней конструкции), и он, как наследник византийского герба, провозгласил и себя императором. Шаг этот был очень смелый, хотя чисто подражательный. Оставаясь царем, все равно государь русский был бы почитаем как император, подобно падишаху, шаху и богдыхану. Чтобы быть в наше время империей, вовсе не нужно, как полагает А. А. Столыпин, владеть многими народами и отказаться от национального эгоизма. Франция Наполеона III была империей без инородцев, как и теперешняя Германия. Какими же, в самом деле, многими народами «водительствует» Вильгельм II, если не считать горсти поляков и щепотки датчан? Совершенно свободная от инородцев (до самого последнего времени) Япония тоже издавна называется империей. Этот титул, вообще крайне неопределенный, не связан даже с могуществом страны. Почему Англия — королевство, а Персия — империя? Почему Италия — королевство, а Абиссиния или Марокко — империи? Существуют империи величиной с нашу губернию, например Непал (см. «Atlas Universal» Гикмана), существуют даже вассальные империи, например Корея. Подобно тому как никто не препятствует антиохийскому патриарху титуловать себя «судией вселенной», так и некоторые императоры признаются в этом звании просто из вежливости, без всякой критики их прав. Все понимают, что абсолютный властитель страны, как бы он ни звучал на местном языке, по-латыни может быть назван не иначе как imperator.

Отойдя от крайне неверной мысли, будто империя упраздняет царство с его национальным эгоизмом, А. А. Столыпин впадает в ряд дальнейших ошибок. Он говорит: «Россия вступила на имперский путь уже давно; покоренные племена в большинстве давно уже добровольно признали ее духовное первенство и давали себя вести к русской имперской цели в качестве семьи народов, объединенных общими идеалами». Тут что ни слово, то неправда. Россия вступила на имперский путь (в смысле отказа от национального эгоизма) очень недавно, не больше ста лет. Еще Екатерина Великая крепко держалась старого принципа царей, выражавшего собой инстинкт народный: Россия для русских. Только в конце ее царствования, с присоединением ожидовленных окраин и с появлением иностранцев, этот принцип поколебался. Совершенно неверно, будто «покоренные племена в большинстве добровольно признали духовное первенство России». Увы, ни одно племя добровольно не признало этого первенства. Не признают его даже вынужденно, ибо покориться политически еще не значит признать духовное первенство. Зачем говорить то, чего нет? Укажите мне хоть одно племя, которое бы добровольно приняло духовные наши преимущества — нашу веру, язык, культуру! Напротив, даже полудикие племена финские, которых горсть и которым, казалось бы, поистине терять нечего, — даже те отстаивают всеми силами и язык свой, совершенно нищий, и похожую на бред веру, и первобытную культуру.

Правда, эти племена исчезают, но больше от сифилиса и водки, чем от добровольного слияния с имперским племенем. О воспаленной ненависти к нам поляков, евреев, финнов, латышей, армян (а в последнее время и грузин) я напоминать не стану, но даже сравнительно мирные инородцы, татары, разве они «объединены с нами общими идеалами»? Совершенно напротив: они объединены с нами не больше, чем Коран с Евангелием. Еще недавно ко мне приезжал один православный епископ с Волги. Он рассказывал крайне тревожные вести о татарском национальном движении, о быстрой татаризации тюрко-финских племен, об антигосударственном, враждебном России подъеме русского ислама. Что это правдоподобно, обратите внимание на так называемую мусульманскую группу в Думе. Едва сложился парламент, как татары отгородились в нем в свой лагерь, который во всех вопросах идет рука об руку с польским колом и с кадетами. Во второй Думе я лично наблюдал одного татарина-депутата, молодого и образованного, — его ненависти к России позавидовал бы любой жид. Пусть некоторые депутаты из татар держат себя посмирнее и поумнее, но, умея лучше скрывать свои мысли, они, может быть, тем самым и поопаснее кричащих шовинистов.

Удивительно, как ничего этого не замечают наши благодушные октябристы! Близорукая, слепая партия! Вместе с кадетами первого сорта они составляют, мне кажется, ту доктринерскую, оторванную душой от народа часть интеллигенции, с которой начинается самопредательство нации, историческая самоизмена. Любая фантастическая, лишь бы книжная мысль превозмогает в их мозгу самый реальный и грозный факт. Давно ли, кажется, вся Россия горела в инородческом открытом бунте? Давно ли евреи расстреливали царские портреты и царских чиновников, давно ли неистовствовали латыши, давно ли останавливали железнодорожное движение поляки, давно ли резались армяне и татары, не говоря о финляндцах, шведах, грузинах и всякой другой прелести? Всего лишь четыре года тому назад это было, и А. А. Столыпину все-таки кажется, что инородцы составляют с нами добровольную «семью народов, объединенных общими идеалами». Хотя в последнее время мне довольно часто приходится употреблять слово «маниловщина», но, право же, без него обойтись трудно. Сам мой почтенный оппонент догадывается, что в милой семье русской Империи не все благополучно. «Бедствия России, — говорит он, — ослабили спайку» инородцев с нами. Хороша спайка, если она держалась до первого бедствия! Хороши семейные идеалы: едва Империя потерпела неудачу, как со всех концов г-да инородцы начали ввозить оружие для внутреннего бунта и без объявления войны начали бить русских генералов и городовых где попало! А. А. Столыпин мечтает о том, чтобы вновь «срослись нормально болезненные швы», то есть чтобы инородческий вопрос снова вернулся в состояние скрытой крамолы, ждущей первого внешнего бедствия России, чтобы прибавить ей такое же внутреннее бедствие. Притворяться всечеловеками, ухаживать за враждебными инородцами, натаскивать в Россию евреев, поляков, армян, латышей, финляндцев, немцев, сдавать им постепенно все государственные и общественные позиции — вот что наши либералы называют имперской политикой. Нет, г-да октябристы, это не политика вовсе, это — самоубийство, и живая часть русского общества никогда не согласится с вашим безумием и не простит вам его. Между националистами и вами невозможно в этом никакое согласие, и чем глубже будет между нами раскол, тем лучше. Вы, с виду мирные и будто бы патриоты, с виду мечтательные и благодушные, на самом деле вы глубоко равнодушны к России, и вас безотчетно тянет на сторону врагов ее.

«Империя — мир», — провозгласил бездарный император Франции и этим погубил монархию. Империя — мир, твердили наши ухаживатели за внутренними врагами и вместо ласки от них дождались таски. Дождутся и не такой еще! Империя — как живое тело — не мир, а постоянная и неукротимая борьба за жизнь, причем победа дается сильным, а не слюнявым. Русская Империя есть живое царствование русского племени, постоянное одоление нерусских элементов, постоянное и непрерывное подчинение себе национальностей, враждебных нам. Мало победить врага — нужно довести победу до конца, до полного исчезновения опасности, до претворения нерусских элементов в русские. На тех окраинах, где это считается недостижимым, лучше совсем отказаться от враждебных «членов семьи», лучше разграничиться с ними начисто. Но отказываться от своего тысячелетнего царства ради какой-то равноправной империи, но менять державную власть на какое-то «водительство» и «руководство» — на это живая Россия не пойдет.

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Яндекс.Метрика