И думаю – нужен ли он моему Отечеству? Такое продолжение этих строк не могло даже в голову вспасть ни штатскому человеку Александру Пушкину, ни русскому офицеру Михаилу Юрьевичу Лермонтову, на этом самом Кавказе честно тянувшему лямку. Я не офицер, а всего лишь слабая женщина, но десять лет назад сама постановка вопроса вызывала у меня весьма бурное негодование. Да что сказал бы нам Ермолов? Затем ли он обретал, чтобы мы, недостойные потомки, расточали? Да как мы даже думать о таком смеем?! Да что Ермолов, он был так давно, что стыд наш не ярок, но как же павшие во время штурма Грозного в 1995? Посмотрим ли мы в глаза их близким? А псковские десантники? Всех, перед кем стыдно задаваться вопросом о возможности отделения Кавказа – не перечесть.
Но десятилетие назад у меня было много надежд, от которых к сегодняшнему дню не осталось ничего. Задаваться хотя бы вопросом приходится. Доблестные тени Лермонтова и Ермолова простят, а от стыда перед на нашей памяти павшими все равно никуда нам, живущим, не спрятаться.
Территориальные уступки – вещь страшная. Но в статье, например, очень типичной для противников отделения Кавказа (А.Савельев от 27 декабря «Псевдонационалисты предлагают нам порушить свой дом») я увидела очень много брани и эмоций, но не обнаружила даже намека на ответ – а что с Кавказом делать, если не отделять?
Никак не почитаю себя по этому вопросу истиной в последней инстанции. Но очень хотелось бы, чтобы кто-нибудь из противников отделения Кавказа дал четкое и внятное объяснение, как решить проблемы, мне представляющиеся решаемыми только посредством отделения. Оговорюсь, если удовлетворительные ответы будут даны, я буду только счастлива несказанно.
В целом же проблему сформулируем так: правительство политкорректно замалчивает ту безусловную данность, что в настоящее время в России (как и по всей Европе) XXI-й век на одной территории сталкивается с XI-м, атомизированное же европейское сознание – с родоплеменным-клановым. Как и по всей Европе, власть всячески подыгрывает тем, кто и без того пребывает при этом столкновении в сильной позиции. Но (уже не как по всей Европе отнюдь) наша правоохранительная система разъедена коррупцией, что приводит при описанной выше ситуации к вовсе уж катастрофическому положению титульного населения.
Ну, а теперь к вопросам.
Итак, для начала: как предотвратить лавинообразный сход из аулов в наши города? Не вижу такой возможности при наличии одинаковых паспортов у европейских и родоплеменных индивидуумов.
Да, мы все помним неудачный опыт отделения Чечни при Ельцине. Да вот только была ли она тогда отделена? В Грозном творился шариат, но из наших-то городов любители шариата не вылезали, похищали людей прямо на улицах столицы и увозили в рабство. Только человек не чрезмерно адекватный может сказать, что Чечня была отделена взаправду.
Отделение – это жесткая политика (когда у нас будут силы на такую – тоже проблема, но другая) выдворения всех граждан, сделавшимися иностранными, жесткий контроль, решение вопроса с правом на недвижимость в России и т.д. Это правовой выход из положения. И – прояви мы только последовательность – никто в мире нам ничего не сможет сказать. Никакие суды по правам человека не могут помешать нам выдворять иностранцев. Есть неправовые выходы (я о них, конечно, могу догадаться), но в этом случае мы окажемся «страной-изгоем». Зачем нам это надо?
После теракта в Домодедове в эфире у меня был гостем тележурналист Александр Егорцев. Можно, конечно, нас обоих сразу записать в «дураки» или сразу в «зарубежную агентуру», но такой разговор представляется мне не вполне конструктивным. Егорцев проблему знает не понаслышке, он – автор острых и дельных репортажей. Так вот он сказал две вещи, которые я хотела бы сейчас повторить.
Если сейчас объявить референдум, как сказал Егорцев, большая часть страны проголосует за отделение. Кроме одного места, которое почти полностью проголосует за то, чтобы Кавказ оставался в составе России. Какое это место? Правильно! Сам Кавказ.
Добавлю: пойми, чего хочет твой недоброжелатель, и поступи наоборот.
Десять лет назад Чечня отделения хотела. Но с тех пор произошел всех (кроме нас) устроивший обмен: лояльность за дань. А те, кто лил кровь и погибал, погибали ну никак не за это.
Те же, кто танцует демонстративную лезгинку, «учится» в институтах (пожирая редеющие бесплатные места) гоняет в «вайнахских автопробегах», множит этнокриминал, по сути – баскаки, приезжающие к нам за той или иной формой этой дани.
Мы дожили до ига.
Второе высказывание Егорцева, которое я хочу привести. При уходе России с Кавказа на Кавказе начнется, условно говоря, «африка». Все, кто объединены идеей экспансии в Россию, оборотятся друг на друга. И мало не покажется. Родоплеменная общность без войны не живет.
Что я тут могу добавить? Многие говорят, что реалполитик устаревает. Не знаю. Вижу одно – в контексте реалполитик нам такое вполне выгодно.
Мне часто доводится слышать довод, немало, надо признаться, удивительный. Уйди де Россия с Кавказа, туда понабегут нехорошие американцы и понаустраивают у нас под боком всякой гадости. Вроде бы логично. Только есть два «но». У нехороших американцев скоро развяжется пупок. Есть у них такая национальная особенность – во что-нибудь постоянно влипать, а потом не уметь вылипнуть. Но даже помимо ситуаций, где США откровенно влипли, есть всяческие места, где они, что называется, «присутствуют». В том числе – в такой замечательной стране, как Грузия, которая русского добра никогда не помнила. Напомню, она тоже вполне под боком. И уж если устраивать нам гадости поблизости, то легче набить гадостями Грузию, которая только рада, чем Чечню, куда интернет тянешь, а тебе за это голову режут. (Помните, был такой случай с англичанами?) Зачем США залипать в Чечне? Стран, готовых (за все хорошее) пакостить России – и без того навалом.
Или в Чечню придет (со своими деньгами) радикальный ислам? А сейчас его там разве нет?
А теперь второй мой вопрос: можем ли мы оплатить установление законности на всех трудных территориях русской кровью? Хотим ли тратить людские резервы на еще одну войну?
Потому, что как только прекратятся выплата сумасшедшей дани и «толерантность» (в данном случае синоним беззакония), то война разгорится. И куда менее затратно (в человеческих ресурсах) оборонять границу, чем устанавливать правовое общество на изрядной пересеченной всякими горами местности, жители которой дики и враждебны.
Какие еще доводы приводят обычно противники отделения?
Отдашь один кусок, «все захотят». Например, «китайцы захотят Сибири». Так ведь если не прекратится бесконтрольный приход китайцев на сибирские земли, они ее все одно получат. И очень мало, на мой взгляд, различия – в составе РФ формально будет китайская территория, или в самостийном варианте. Пока не поздно, пока действительно вопрос от отчуждении Сибири не встал в такой же устрашающей наготе, как стоит вопрос с Кавказом, надо создавать государственную программу спасения русской Сибири. Сибири, в которой разрушаются инфраструктуры, а многие места делаются уже непригодны для проживания цивилизованных людей. Да, именно так. О спасении Сибири и пребывании ее в России уже пора думать. Просто этот поезд еще не ушел, он только дает гудок.
Вопрос о сепаратизме якутов не станем рассматривать, как, к счастью, неактуальный. Кто еще – тоже захочет? Урал? Да, доводилось мне читывать и такие бредни некоторых уральцев в блогосфере. Но думать об этом всерьез – смешно. Хотя это не значит, что ничего не надобно делать для подстраховки. Кое-что, пожалуй, и необходимо.
Была я тут как-то на телепрограмме, посвященной проблеме мобильности. И ведущий сказал – «У нас мобильность хуже, чем в западных странах». – «Не хуже, – возразила я. – Хуже или лучше, это когда что-то есть. А у нас мобильности нет вообще. Потому, что когда все живые силы тянутся исключительно в столицу, это не называется мобильностью. Давайте придумаем для этого явления какое-нибудь другое название».
Москва раздражает провинцию. (Хоть и не до такой, конечно, степени, чтобы отделяться). Но раздражает. Необходима децентрализация, необходима реальная мобильность. Это совсем другая проблема, но ведь проблема Кавказа у нас – не единственная.
Хотя, пожалуй, самая срочная. Вот укрепятся какие-нибудь «хлопонинские поселения» – и говорить об отделении станет поздно.
Против ли я Империи? Тысячу раз – нет! Но я помню судьбу моей любимой Империи Римской, разъеденной и съеденной варварами. Я мучительно задаюсь вопросом: является ли Империей видимость ее, удержание того, что на самом деле ей не подконтрольно? И долго ли можно прожить в таком виде?
Империализм нового тысячелетия требует решения ряда задач, которых ранее не возникало. Но об этом – в следующий раз.