Современная Церковь и монархия
«Какой отец, когда сын попросит у него хлеба, подаст ему камень?
или, когда попросит рыбы, подаст ему змею?
(Лк. 11,11)
«Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих
(Ин. 15,13)
Теперь обратим взор на нашу православную церковь. Первый вопрос, об отношении РПЦ к монархической идее, понятен. Церковь признает православную монархию более высокой формой государственного устроения, нежели демократическую республику, как можно заключить из провозглашенных в 2007 году Основ социальной концепции церкви. Эта точка зрения естественна для христиан, она согласуется и со Священным Писанием, и с Преданием. Далее, из принятой в 2007 году Всемирным русским собором и одобренной церковью «Русской доктрины» следует, что монархия не просто желательна, но даже может быть воспринята народом яко «зрелый цвет» его политического развития. По официальным высказываниям патриарха Кирилла в бытность его митрополитом Смоленским и Калининградским, монархия хороша была бы, но народ российский пока не достоин царя. То есть позиция церкви выражена вполне определенно. И это уже многое значит для верующих, для всех считающихся с позицией церкви. Действия церкви неторопливы. На 90-летие расстрела царственных страстотерпцев патриарх Алексий ΙΙ призвал власть реабилитировать их в гражданском порядке. Это тоже немало значит. Иерархи вносят идею монархии в публичную политику. И вот, как это ни странно звучит, семья государя реабилитирована. Однако прогноз о монархической будущности России в позиции церкви туманен, собственно от прогноза церковь уклоняется. Но это и правильно, ведь воля Божья не может быть прогнозируема. Тем не менее Господь устрояет там, где прежде люди поработали, где созданы необходимые условия для восприятия и повиновения Всевысшей воле. И здесь церковь указывает необходимое условие подготовки к приходу царя – воцерковление, ибо для людей регулярного обряда и искренней веры царь не только желанен, но попросту естественен. Человек верующий, но пусть и пассивный, теплохладный человек, без противления встретит приход царя. Поболее хотя бы и бездельных прихожан – и дело, глядишь, в кармане. Так чем же недовольны в церкви многие монархисты, почему критикуют ее за бездействие и невмешательство, чего ожидают от нее?
Не раз уже говорилось о смысле дел веры. Труд во славу Божью есть не только молитвенный. И «вера из дел моих» не в одном лишь созерцательном росте духа и обрядовом усердии. Активное сопротивление злу – тоже действенный способ спасения ближних, проявление любви к ним. «Стяжи дух мирен – и тысячи вокруг тебя спасутся». Чем спасутся: примером благочестивой жизни, молитвенным заступничеством, духовным советом? Несомненно, прав батюшка Серафим. О, как он был прав и более понимаемого во время свое! В дивеевском покое, вдалеке от угроз печенежских, половских, татарских, французских. В сильной православной империи. В тиши от либерального беснования. В безопасности от ига безбожного! Но прав и отец Сергий в напутствии князя Димитрия перед походом на Поле Куликово. Какое время ныне? Не помазанника царство вокруг, но мамоны. Тирания либерально-демократической мысли. Слово монархическое согласуется со Священным Писанием. Но власть это слово подвергает цензуре, а то и преследует. Действие же монархическое, дело по вере православной, наказуется как экстремизм по статье 282 Уголовного кодекса России. Согласно статье 13 Конституции власть российская является безбожной, ибо отвергает признание какой-либо идеологии в качестве государственной. А ведь в России только одна идеология ныне господствует и по числу верующих, и по силе – православная вера. Так что при современном порядке соблюдение обряда разрешается, а дело по вере преследуется. Вот почему от верующего требуется не только принимать, а открыто исповедовать идею монархии. Повиноваться будущему царю уже сейчас не едино за страх, но и за совесть. И поскольку монархическая работа богоугодна, то к ней должна призывать и церковь. Священство же порой и благословить такую работу отказывается. И дело здесь не только в непонимании священством необходимости трудов по утверждению царства. Когда церковь станет звать к делу царскому по правде и экстремистскому по закону, она вступит в конфликт со светской властью, как государственной, так и общественной. В результате придется защищать тех чад своих, что подвергнутся преследованиям, а средств к этому у священства нет, кроме слова. Но что авторитет слова пастырей для неверующих и для закона? Кроме того монархические призывы церкви тут же подвергнутся внутренней и международной критике, травле со стороны либеральной общественности, и особенно активные пастыри могут также попасть под уголовное преследование. Сможет ли тогда патриархия подняться на защиту пастырей своих, осмелится ли возбудить паству свою на неповиновение безбожной власти? Кто его знает… Лучше не рисковать, ведь свободой и комфортом поплатиться можно. Комфортом и свободой целого священства, всей церковной бюрократии. Да и могут начать тихонько убивать священство, как бы случайно. Ох, страшно! Призыв к другой власти, пусть и богоугодной, — это призыв против безбожной власти, попущаемой от Господа. А здесь уже прямое нарушение российской конституции. Для священноначалия такой конфликт нежелателен. Церковь зависит от власти во всех отношениях, как в экономическом, так и в управленческом. Поэтому курс патриархата иной: пользуясь свободой разных видов деятельности, укрепляясь и входя постепенно в дела управления государства, добиться установления монархии тихой сапой, постепенно убедить народ и правящую элиту в ее необходимости. Можно не сомневаться, что во благом времени церковь открыто выскажется за монархию, но тогда царь будет уже на пороге. Бесспорно, при больших трудностях государства в недалеком будущем церковь немало поспособствует установлению царства, поскольку элита и народ станут воспиимчивей к монархическим идеям.
Однако в позиции церкви есть изъяны. Во-первых, несмотря на ее многообещающую помощь в будущем, сейчас она находится в сделке с миром. Это сделка с безбожной властью, с маловерными чадами своими, с секулярной общественностью. Это сделка на поддержку и одобрение или неосуждение, или сотрудничество, или собезделие. Работа ли ее Богу или мамоне – не беремся судить. Но такая политика в разные недобрые поступки вводит иных священников, иерархов. Худшим является сама монархическая позиция церкви, ибо не высказываясь открыто о монархических перспективах России, она все же желает царства. Это приводит к тому, что церковь желает царства прежде царя и потому худо делает. Так не создается симфония ее и помазанника. Это не две скрипки будут играть, но священство монархом начнет дирижировать по никоновому образцу. И даже если им это удастся, то в дальнейшем с борьбой все равно восстановится симфония при наследниках монарха. В будущем царе растит церковь себе не друга, но противника. Из-за неразумия ее иерархов появятся такие властители, что вновь пожелают ответно унизить церковь, вновь лишить ее патриаршества. Тогда симфония будет создаваться низвержением гордых владык церковных. Для чего эта борьба? Ни к чему она! Царя следует восстанавливать вместе с царством. Кто одну половину целого ищет, тот смешно выглядит.
Разве может церковь поддержать какую-нибудь аристократию, авторитарное государство и не насолить современной демократии? Очень даже может. Следует поддерживать республиканскую форму правления с ее псевдоэлитой и о монархии говорить как о призрачно-манящей перспективе. Это мы и видим. Не зря же царский трон в 1917 году из зала церковных собраний исторгнули. Не захотели жить под земным царем, но и рядом с ним в симфонии не захотели. Пожелали над мелкими царьками духовно властвовать. И сейчас этим же путем идут! О, державные жрецы нашего времени, нет того царя, что пойдет на ваш зов. Соберутся одни королевичи.
Да, народ сейчас в большинстве поддерживает автократию, но не монархию. А разве церковь не направляет свой взор на православное царство? Скорее, косится… Обратившись телом своим чтобы обняться с демократией, приветливо устремив свой лик к лицу республиканскому, церковь робко подмигивает монархистам, держитесь, мол, трудники, дело ваше богоугодно. Одновременно, обращаясь к высоким чиновникам превосходительствами, священство, наверное, думает лестью воспитать в них державную гордость и монархические запросы. Потешно, потешно… Эх, как бы не на царскую шею священство пересадило светскую бюрократию. Духовная-то и сама вспрыгнет. Этак можно заключить, что патриархия желает устроить в России добродетельный республиканский авторитаризм. И, подождав, что мнение народа мало-помалу разовьется, начнет в ответ поддерживать идею скорейшего царства. Это все равно что собаке показать на булочную и пойти у ней на поводу, – авось выведет. Через мясную лавку, через подворотню с котами, сквер загаженный, но постепенно выведет. Неужели следует в ответ на рост народной потребности предлагать все более высокие идеалы и переводить на них внимание? Получается спасение через брюхо, молитва через духовное кокетство и дело через православный гламур. Есть потребность народа в порядке и стабильности – дадим духовное обоснование, станет требовать монархической преемственности, предложим царя. А не станет, так и не получит. И мы потерпим… Разум противится, но язык смеет говорить о фарисеях и книжниках нашего времени, Христа подающих как благо к потребности. На духовном спросе народа торговлю стали делать! В царе товар увидели! В нашей истории уже были времена, когда разум отчаянный восклицал: «Веру стали продавать, словно отрез материи!» Церковь и чада ее должны не предлагать народу путь в зависимости от зрелости людей, а тянуть мощно, чтобы духовной силой и авторитетом он рос до царя. Чтобы стадо шло по зову пастыря, а не своей натуры и бытовых забот. Тащить надо вверх, а не под руку следовать. Имя Гермогена не благостным символом на челе вашем написано, но горящим выжжено клеймом. Титлом вашего позора. Видно, слабы вы и боитесь решительно действовать. Так укрепитесь! Иначе, хорошо работая к настоящему, навредите будущему.
Господи, прости, что думаем, будто именем твоим недоброе сеют в борозды приходящего царства! Ты управишь, как единственно верно, верим в то без сомнения. Но нелегко станет под волю твою войти. И видна она будет ясно, и близка десница твоя, да все также тяжело достижима. Надежды прибавится, вера возрастет. А силы от Адама неизменны.
Бездействие церкви не столь печально, как можно подумать. В перспективе заметно изменение в положительную сторону. Сейчас же тяжелое давление приходится отражать патриарху. Нам не видно, как светская власть ограничивает активность церкви, но и в самих рядах епископских слышны нестроения, привычны либеральные суждения, звучат свежие призывы к обновлению. Но держится православная, стоит неизменная! Нас же, самих многогрешных, смущают современные события, в которых чуется не только противостояние, но и консенсус власти светской и церковной, их соглашение. Соглашение о невмешательстве в дела друг друга и одновременно о взаимной поддержке. Одобряя положительные поступки либерально-демократической власти и умолкая при виде ее безнравственности и погибельных злодеяний, церковь тем самым поддерживает власть в целом. Но и преступник порой совершает нечто добродетельное, однако его не оправдываем, а призываем к покаянию. Между такой властью и преступником разница велика в деталях и незначительна в общем. Народ же самую власть воспринимает как целое, сердце народное взвешивает на весах справедливости все деяния силы государственной и оценивает, какая половина перевесит, добрая или злая. Нельзя церкви закрыть глаза на недобрый перевес. Что такое церковь? Это не разум, управляющий государством, иммунитет общественного тела, или его глубокие охранительные силы. Церковь – это сила бессмертного закона справедливости.
Осуждать ли нам церковь? Все разговоры об этом погибельны для души, и нам нельзя здесь высказывать оценки. Радость дает осознание того, что в народе пошли и крепнут ростки монархических взглядов. Во всяком случае, благодать с церковью, а значит Господь выведет на прямой путь, и постепенно в рядах церковных иерархов возобладает главное мнение о необходимости царя и монархии. Все мы: и священство, и паства, царь грядущий, – все мы церковь. Когда в народе крепнет монархическое чувство, то крепнет оно во всем церковном теле. А либеральные слова священников изменчивы, как и сама свобода души страстной. Для просветления их взоров, по-видимому, понадобятся тяжелые народные испытания. Подобное мы видели недавно в бедной Грузии, где католикос Илия II открыто с кафедры обратился к народу со словом о монархии и государе, о необходимости строить государство по богоустановленным заповедям. В давние времена народ израильский требовал у пророка Самуила поставить царя над собою. У кого требовал? У пророка! И внял Господь нужде своего народа. Что препятствует нам требовать от нынешнего священства того же, и подвигать власть безбожную не противиться воле народной? Воистину, кого захочет Бог наказать – поражает безумием. Кого возжелает диавол растлить – соблазняет ленью. Тогда душа человека, облекшись бездельем, сонными очами взирает на апостасию мира и едва поспевает за телом падшим своим. Но мы крепки цельностью, ибо веру влагаем в дело наше.
Путь строительства монархии в России открыт, и движение по нему началось. Когда достигнем цели, как будем приближаться к ней? – о том Господь ведает. Но не грех повторить, что Бог там устрояет, где прежде люди поработали. Теперь же мы подходим к развилке. Два рукава царственной дороги перед нами. Один рукав означает трудное и размеренное движение, но движение сразу. Необходимо убеждать народ в преимуществах монархии. Тогда царство придет к нам спокойно и мирно. На другой стежке нас ожидает поначалу легкое движение, но затем суровые испытания. Через ужасные, тягостные труды и страдания вымолим себе царя. Либо по воле Божьей мы непрерывными стараниями уверим народ в спасительности царства, либо Господь сам, проведя всех через трагические жертвы, вразумит народ просить царя. Организм государственный сходен с телом человеческим. Пока воспаление не превратилось в гангрену, мы можем исцелить общество от демократических язв снадобьями священной идеи. Если не успеем сего, то Господь исцелит умирающее тело, отняв гнилые органы пилою междоусобиц. Где человек слаб в трудах своих, там Божий гнев спасителен и страшен.