Монархия тогда восстанет над Россией
когда народ начнет говорить не том,
насколько хорошо при Царе было,
а как благополучно при Нём будет.
А.М. Искандер
Мы государь Божией милостию, а не много-
мятежным человеческим произволением.
Из переписки Иоанна IV Грозного со Стефаном Баторием
Сдаю тебе команду не в том порядке,
в каком хотел. Стой на часах верно.
Из напутствия Николая I наследнику Александру II
Теперь многие стали писать о грядущем царстве. Приближение его одни предчувствуют, другие понимают, третьи созерцают в откровении. Некоторые пробуют отобразить контуры будущего общественного уклада. Они всячески истолковывают идею православного государства. У кого-то оно без царя, у других с царем, но не самодержавным. И прочие странности пишут. Находят место для государя, да, вот беда, не понимают идеи царского служения. Видят фигуру, но не царственность ее. И это естественно. Люди воспитаны либеральным обществом, они забыли, что значит царское служение.
На вопрос о личных свойствах царя, его персоне, пути пришествия и способе передачи власти наследникам немало раздается разногласий в монархической среде. Должен ли он сам указывать достойного преемника или лучшего станут выбирать из его родственников? Кто придет: Романов или иной человек? Есть и некоторые пророчества на сей счет, но нет ясности. Тем более что и Русская православная церковь воздерживается от суждений в этом вопросе. Мы не можем указать детали и подробности, но основополагающие обстоятельства следует разъяснить. Мы не призываем искать царя так-то и этак-то, а растолковываем и порядок вещей, и как следует поступать в соответствии с ним. Ничьих прав мы не желаем отвергать. Разные люди доказывают свое право на престол российский. И еще появятся подобные им. Пусть каждый радеет для общего дела, а там и правда прояснится, и цена каждого обнаружится. Многие достойны престола российского, но только один – царства православного.
Сначала мы разберем современные идеи, распространяющиеся в монархическом кругу. Идеи эти различаются и часто противопоставляются друг другу. Оттого положительная энергия уходит в ненужную и вредную междоусобную борьбу, отдаляя торжество общего дела. Далее мы осмыслим позицию Русской православной церкви в отношении монархических перспектив России. Наконец, разберем вопрос о кандидатуре и принципах отыскания православного монарха.
Понимание образа царя
Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам;
ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят
(Мф. 7,7–8)
И сказал Господь Самуилу: послушай голоса их и поставь им царя
(1Цар. 8,5–22)
Хуже всего, когда сначала царство хотят построить, а там, глядишь, и монарха подыскать. Те, кто желают царства раньше государя, не получат ни того, ни другого. Другие желают царя, сменяемого лучшим выборным из родни его. Такие получат монарха, но не с наследниками, а с лихоимцами, получат многих царей сразу. Будут у них царьки, но не царство. Третьи указывают, как выбирать государя и даже порываются его взращивать. И такие не монарха над собою получат, а больного человека, душу которого разорвут на части по своему разумению.
И все упомянутые искатели видят в венценосце слугу не Бога и страны, но церкви и народа. И не видят в нем человека. Ощупывают образ его, но рукой пронзают тело как воздух. Разнообразие мыслей в понимании образа царя свидетельствует о многомятежности поисков, извращенных либеральным мировоззрением. Нам сложно понять царя, ибо мы не его подданные с младого возраста, а растерянные искатели идеи, неверные чада демократии.
Многие мыслители требованиями своих поисков сначала унижают будущего самодержца, а потом будут требовать его благорасположения. Найдут ли они настоящего царя? Природный государь не пойдет к ним, пока не поймут его, пока не преклонят головы под его волю.
Авторы «Русской доктрины» полагают, что им время предоставлено на столетия вперед. И надеются со степенностью древних бояр совершить то, что следует сделать за короткий промежуток времени, лет за двадцать. Разум, обильный мыслями, лишь увеличивает пути следования, труды и средства достижения цели. Внимание настолько распыляется деталями, что облик идеи затеняется и для читателя, и для самих авторов. Но зато доктрина не вызывает яростных нареканий от либеральных демократов и власти самой и даже от врагов православия. О, многовещанные витии, разве можно в монархию просторной дорогой въехать? Широкий путь в нашем мире с узкой и тернистой стежки начинается. А тут дорога с электрическим освещением, но не священна она.
Откуда «Русская доктрина» полагает призвать монарха? Либо из Романовых, либо иного выберут. А то и роту мальчиков вырастят и отберут лучшего отрока. Страшная незуразица от непонимания сущности царского служения! Нельзя Божью волю относить на счет жребия. Потому что за жребием не видно, чья воля в нем. Даже если жребий от Господа дастся, то не все поверят в это по слабости своей. По слабости души не поверят, а по силе разума взбунтуются. Так идеального царя не сыщешь. Но если на минуту представить, что выбрали идеального государя, то не в беспорочную державу он придет и духовно погибнет.
В выборах патриарха еще применима жеребьевка, но и она искушает на неповиновение. И кого искушает – духовно опытных людей, умудренных молитвой! Как же при выборах царя не быть искушению мирских выборщиков? Притом ведь патриарх выбирается на время. На время его жизни. Это оставляет надежду для соперников, как явных, так и подрастающих в силе. Царь же должен выбираться навсегда. В этом случае в правильности решения разум выборщиков сомневается, а гордость искушает его. Смысл образа царя в том, что он является воплощением целого царства. Священство же – только часть церкви наряду с чадами своими. Отбирать лучшую часть от худшей возможно, а выбирать целостное – бессмысленно. Церковь и царь есть два богоданных устроителя общества. И как человек, направляясь к Богу, находит для себя церковь, так и, следуя к царству, отыскивает царя.
Однако разберем все же вариант выращивания государя из ребенка. Вот мы получили группу юношей, воспитанных в духе царского служения. Они все в разной степени уже чувствуют в себе необычное предназначение. Они подготовлены к особому поприщу и осознают себя уже отдельно от всех прочих людей. Это означает, что наши кандидаты подготовлены стать монархами. И вдруг мы обижаем большинство из них, отдавая предпочтение только одному. Жребий не ликвидирует осознания несправедливости. Ибо изначально заложена порочная установка выбора того, кого невозможно выбирать. Того, кого можно лишь отыскать. Выбор может быть только от Бога. Первая заповедь царского служения – не обидеть человека, принуждая его к труду. А здесь мы попросту оскорбляем ожидания достойных людей. Оскорбленные слуги ставят себя наравне с господином, отчего и происходят нестроения в государстве и борьба за власть. В истории были примеры, когда обиженные советники, охранники, челядь, убивали императоров и царей. Да и потом, как жребий, так и человеческий выбор с малой вероятностью остановится на наиболее достойном кандидате. Людям больше нравятся не глубоко верящие в идею и оттого суровые адепты, но показные усердием и угодные общительностью приспешники совместного дела. В условиях выбора в группе отроков неизбежно будет возникать конкуренция демократической природы. Таково естество человека. Демосом для кандидатов на государево место послужат в первую очередь наставники и даже соперники. Какая мерзость: устанавливать царя через тот механизм, от которого ради царства хотим отказаться! Откуда же возникла идея взращивания монарха в группе отроков? Не только из современного светского мировоззрения, но из всей западной философии. Здесь слышится влияние мыслей Платона из «Государства» о воспитании правящего сословия мудрецов и высказывания социалистов-утопистов нового времени. Но ранее предлагалось образовывать целый класс, целую страту, что в истории нередко имело место. Теперь же предлагают сформировать одну фигуру. Какой самообман! Воспитывать слуг важно для государства, а вот царей – гибельно. Равные могут держаться вместе, лишь находясь в подчинении у высшего. Когда же все они наверху, то из этого выходит жестокая вражда. И неважно, на какое общество мы при этом смотрим: на социумы примитивных тропических муравьев-понерин, или пчелиный улей, или богатые дворцы. Кабы дело государственное можно было решить выбором, то не поднял бы Гостомысл слово за Рюрика. Воспитывается не царь, но только наследник. В осиротевшую державу монарх приходит не как избранный чиновник, но как помазанник Божий. Неужели такие простые вещи нужно разъяснять? И почему необходимо? Наше мышление изменилось, мы отвыкли от царства. Пока что мы привыкшие к вере, но еще не к Богу и воле Его.
Держава с царем мужать будет. Сказано древле: «Только выросший под кровом царским – царь». И если есть такой в России или где-либо, если найдут такого во благовремении, то он, надо думать, с большой настойчивостью погонит прочь от себя выборщиков. Не идеальный, а просто воспитанный в духе царского служения, – и тот погонит. По двум причинам. Он знает, что выбор на нем не от народа, но от Бога. Он понимает, что на его условия принятия державы не сразу согласятся.
Кто одного идеала алчет, тот насытится низменностью. Кто на чистой одежде пятно грязное видит и прощает его, ибо общий путь всегда грязен, — тот достигнет лучшего. Кафтан державный нечист, и святой не облачится в него.
Итак, широкие слова «Русской доктрины» в прах разметает ветер истории. Крепостные стены временем тоже рушатся. Прошли годы – и нет частокола, нет рва водяного, и один добрый вал остается.
В то время как русский глаз хочет радоваться простому полевому цветку, прыснувшему своей весенней краской из под талых вод, нам предлагают восхититься гигантским баобабом, выставившим мириады белесых цветков после муссонных дождей. Полноте, друзья, дайте простую идею, а мы уж сами преобразим ее в своих душах. Не пугайте нас могучим, но далеким деревом, уходящим в бездну будущего. Не вырастет баобаб на русской равнине, не дождется такой влаги, какую вы призываете. Теплым питательным дождем не насытится. Научитесь, господа, строить страну на пронзительно-холодном дождике.
В отличие от «Русской доктрины» менее глубокий, но и менее пространный автор «Проекта Россия» излагает лишь общую идею. Дело других сопутников опустить ее на землю и приложить к рельефу дороги. Однако автор путается. Предлагает строить православное царство. Правильно. Но затем начинает петлять в вопросе о форме власти. То естественный принципат хвалит, то и его отвергает.
Представим себе такую ситуацию. Царь передает власть первенцу. Это высший закон для всех, от царя и кого-либо независимый. И наследника не свергают. Плох он – терпят до следующего. Сумасшедших к царству просто не допускают. Безумец это не наследник, не государь от Бога, а человек, посвященный Господу. Жертва, оставленная в уединении.
Но когда царь передает власть лучшему из сыновей, тогда все братья обижены. Старшие тем, что их очередь нарушена. Младшие тем, что до них очередь не дошла, ибо при надежде на человеческий выбор, все допускают себя равными лучшим. И вот ближайшая родня новому царю в оппозиции. В деспотиях далее следовало вырезание или ослепление родственников. В православном же государстве обиженные браться ищут в новом государе недостатки, ошибки его поступков. Они начинают пренебрегать братом. И тогда эффективность власти снижается. Если они выступают вооружено, тогда неминуемы дворцовые перевороты.
Когда аристократия выбирает лучшего кандидата среди ближайших родственников царя, то это вообще не выбор достойного, а выбор, достойный смеха. Опять другие наследники, худших качеств или не столь щедрые на подкуп сановников, будут унижены. Они объединятся, как правило, вокруг старшего и сильнейшего… и снова переворот. А ведь еще будут партии наследников всячески влиять на выбор элиты. И получается олигархия. Дурной вариант демократии на высшем уровне.
Может ли царь быть неудачным, плохим для народа? Не лучше ли монарху самому определять достойнейшего преемника? Хорошего из этого не выходило ни в одном из трех Римов. Указание преемника императором, введенное у нас при Петре I, еще раз изобличило гибельность византийского образца такого наследования. Человек указующий может и ошибиться. На этом и делали игру дворцовые интриганы, побуждая других наследников к вражде и переворотам.
В отличие от этого право старшинства по рождению учреждено Богом для всех и поддерживается природой более раннего вступления первенца в хозяйственную или управленческую деятельность, а, стало быть, в фактическое наследование посредством заботы об отцовском имуществе. В наследовании, таким образом, находит свое воплощение право давности владения имуществом. Старший сын, обыкновенно, достоянием владеет дольше. Если же по исключительным обстоятельствам первенец не мог заботиться об отцовском достоянии, то все равно преимущество следует отдавать ему, чтобы не нарушать общего правила, не подавать пример пренебрежения объективным законом.
Природа – дело рук Божьих, поэтому право наследования по старшинству угодно Богу. Это такой закон, который не должен изменяться во всех государствах, покуда они существуют. Наследование по младшей линии или, скажем, в равных долях, или по женской линии неправильно, поскольку разрушает и упрощает развитое общество. Такие наследования если и применяются, то в довольно специфичных условиях, как нездоровое исключение.
Выбор царя может идти только по закону, ни от кого не зависящему. По правилу патриархальному. В семье крестьянской старший сын первый начинает по хозяйству отцу помогать. Он же воспринимает наследие отцовское и над братьями иждивение. Чего уж проще. Не отроку, но мужу добро передается. Старший сын лишается наследства не тогда, когда иной сын лучше его, но когда он сам хуже всех прочих и не достоин имущества. Так Николай II Мученик лишил единственного сына наследия царского, ибо в мятежной стране смертельно больной отрок не достоин тяжкого служения. Не от дурных свойств характера не достоин, а от здоровья калечного. На то была воля Божья – даровать России болезненного наследника в преддверии возмущения страны.
Итак, существует богоустановленный механизм членения общественного тела на разные по структуре и назначению части и органы. В основе членения всяческие виды неравенства, в том числе и в отношении передачи прав по наследству.
Но есть и подчиненный механизм «уравнения» для поддержания целостности общества путем приведения его к однородности, равномерности. Как он действует? Через разделение имущества и обязанностей. Кто решится оставить прочих наследников голыми, отдав все первенцу? Мало таких, ибо благодарную память о себе родителям должно поддерживать в целом потомстве. Но окончательное разделение ведет ко всеобщей бедности. Поэтому чем выше положение хозяина, тем важнее для него поддерживать единство имущества, передавая младшему потомству меньшие части и более низкие должности. Для хозяина всего государства передача нераздельного наследства является законом, нарушение которого ведет к междоусобицам и распадению, к разрухе в державе. Подобное мы можем вспомнить на примере Ярослава Мудрого в нашей истории, на многих примерах из других царств. Бывает и так, что слуги государевы или вассалы укрупняют имения сверх меры и соперничают с ним в богатстве. Это не только опасно смутой и независимыми выступлениями, но также социальными нестроениями и дальнейшим экономическим упадком. Ибо обогащение немногих в конечном итоге основано на лишениях множества, особенно в аграрных обществах, где количество главного блага – земли – неизменно и ограниченно.
Итак, один механизм обеспечивает неравенство и единство в обществе, а второй дает разделение благ и независимость отдельных социальных ячеек и целых слоев. Механизмы эти взаимодополнительны, и ни один не может получить решительного преобладания, поскольку станет тогда вести к ослаблению и гибели общественного организма.
Второй путь занимает подчиненное положение, потому что приводит к менее эффективному расходованию ресурсов, он менее экономичен. Все способствующее разрушению необходимо, но необходимо в подчиненном положении созидательным силам. Вот так мы можем определить значение царского служения: поддержание единства государства и общества, следование среднему пути.
Другие свойства царя, такие как крепкая воля, глубокий разум, жесткая рука, не являются обязательными условиями. Но они требуются для государя в сложный период перехода к монархии.
Заблуждение, что царь всегда должен быть умнее, духовнее, сильнее сановников. Главное, что требуется от него – это умение разбираться в людях, отбирать их для службы, побуждать к труду и надзирать. Если бы цари были идеальны, то они стали бы и не царями, а пророками.
Иной вопрос заключается в том, что народу может, так сказать, «повезти» или «не повезти» с наследственным по старшинству монархом. Чтобы разобраться в этом затруднении, выделим три категории монархов. К первой относятся люди исключительные, способные к великим свершениям, видящие и стратегически, и тактически. Второй тип – люди средние, способные к видению стратегических интересов, определенных ранее, но не вникающие в подробности государственного строительства. Третий тип – также посредственные деятели, способные к видению преимущественно тактических вопросов.
О достоинствах первого типа нечего и говорить, перейдем ко второму. В политическом смысле царь есть фигура во всех смыслах выдающаяся. Даже если это слабый и посредственный человек. Будучи воспитан в вере и в идее служения, государь как человек разумный не может поставить интересы личные, семейные над интересами государственными. Если он умеренного ума, то подбирает себе более умных сановников. Ему тяжело, и какие-то частные вопросы могут ускользнуть от его внимания, но такой властитель, не всегда вникая в тактику, способен мыслить широкими стратегическими интересами. Он ведет страну к благополучию. Помнится, когда-то матушка заметила Александру II, что он необоснованно меняет министров отца, и сын ответил в том смысле, что «батюшка умом был сильнее, и для его воли требовались верные исполнители, а мне нужны и советники». Средних способностей государь ищет общее мнение. Гениальность не искушает его уклониться с царского пути. Главное – различить, когда общее мнение не совпадает с мнением большинства. Так что посредственный государь есть благо. Его величие будет подыграно свитой. А произнести несколько десятков афоризмов за правление не требует великого ума. «Европа может и подождать, пока русский царь удит рыбу».
Третий тип царя есть человек мало склонный к стратегическому мышлению, а более жизнь подчиняющий частностям и вопросам тактическим. Большие дела при таком царе решают советники. Подобное имело место, например, при царе Феодоре Иоанновиче. Долг монаршего служения понимается тогда государем так: назначить одаренных помощников на высокие места и стремиться ко всеобщему примирению, к системе сдержек и противовесов амбиций сановников. Помнится, Борис Годунов немало способствовал укреплению авторитета своего царя Феодора.
К этому же типу мы отнесем и государя, легкого разумом и желающего жизнь проводить в увеселениях и забавах. Такой властитель не с вниманием и скорбью, но с презрением и страхом станет относиться к народному возмущению. Он дает еще большую волю сановникам, которые благочестивой политикой либо злыми репрессиями поддерживают стабильность и порядок в стране. При таком государе не вольготно, а то и тяжело живется, но нет разрухи. Этого государя народ терпит и переживает, с надеждой ожидая наследника. Можно сказать, что при монархии выдающийся талант и негодные страсти властителя ограничиваются не низменным большинством народа, как это имеет место в республике, а священным Заветом Божьим, заветом всеобщей умеренности. В зависимости от разума венценосца соблюдение меры в деяниях и поступках происходит от собственного сердца или наставлений советников, или от народных волнений. Собственный интерес человека ничем не ограничен, общий интерес, склоняется к умеренности. В этом понимании царь есть целое общество, воплощение общего интереса. Замечательный дар, когда этому общему интересу учит Священное Писание. Учит и миропомазанного владыку, и малейшего подданного.
В действительности ни одного из типов в чистоте не существует, потому что, человек на вершине власти попросту не имеет возможности проявить свою главную склонность и вынужден быть многогранной либо противоречивой натурой. Только черты какого-то из трех типов преобладают. Поэтому с царем нет ни удачи, ни неудачи. Есть более или менее благоприятный для страны порядок вещей, держится устойчивость общественного уклада. Это и есть средний, или царский, путь. Дорога, по которой твердо или неуверенно идет каждый государь. Бедствия страны происходят не от государя, а от объективной ситуации внутри ее или на границах. Бедствия наступят всегда: и при царе, и при народовластии, и при других формах правления. Зависят бедствия от всего естественного хода развития страны и ее народа. Потому и говорится, что несчастья идут по грехам всего народа. С царем трудности пережить легче. Будучи символом народа, царь в тяготах показывает пример терпения и выражает глубину сопереживания подданным.
Крайний вариант, которым смущаются многие – это когда стране так «не повезло», что царь разрушает свое государство. Государь может ослабить его, как изнуряют себя слабые духом люди, увлекающиеся порочными удовольствиями. Но монарх, обратите на это внимание, отождествляет с собой и целое государство, и народ свой. Он несет ответственность пред Богом за народ так же, как за свою жизнь, он дорожит своей страной и ее будущим так же, как всякое существо дорожит жизнью, своей и своего потомства. Это и есть суть его служения. Как мы дорожим собою, так царь нами. И потому он может предстоять перед Создателем за всех.
Почему государи не карали блаженных, шутов, особых приближенных, говоривших порой правдивые, но крайне колкие и неприятные вещи о народной жизни и поступках царя и слуг его? Не из страха народного возмущения. Оттого, что боль народа государи не просто узнавали, а чувствовали как свою собственную. Были случаи, когда властитель твердо переносил военное поражение, но проливал слезы, встретив больную старуху, стоящую за подаянием. Иные владыки ходили в народ в простом одеянии, инкогнито, чтобы узнать язвы государственного тела. Карают не тех, кто царя призывает к правде, а того, кто своими призывами возмущает народ против государя и порядка в стране. Тех, которые желают не исправления, а одного обличения, не порядка в стране, а разрушения. Ведь и правда может высказываться безнравственным образом.
Представим себе семью, в которой выросший первенец заводит семью собственную. А потом он вдруг вырезает жену, детей, обагряет руки кровью родителей, сестер и братьев. И после, поджегши родительский дом, бросается в пламя его и пожирается собственным разрушением. Вероятность появления такого выродка очень мала, но имеется в каждой семье, и в царствующей тоже. Когда такой человек приходит в мир, его воспринимают просто как сумасшедшего. Его ограничивают в правах даже на уровне малой семьи, а то и уводят от мира. В династической, находящейся постоянно на виду, семье, безумец тем более изолируется. Естественно, что «разрушитель государства» не допускается к наследованию: постригается, ссылается, умерщвляется. Но не наследует! Ходящие в народе слухи о полоумных государях можно скорее отнести к малой осведомленности и склонности простого люда к упрощению облика лидеров. Скорее даже к склонности наушников простого люда. Часто сумасшествие приписывается в народной молве правителю слабому волей и физическим здоровьем, а вовсе не умом. Вспомним таких государей как Феодор Иоаннович, Феодор Алексеевич. Иногда полоумным признается правитель, жестокий, но также разумный. Припомним Нерона, спалившего беспорядочную застройку трети Рима, чтобы выстроить величественный дворцовый город. И действительно, царская жестокость – это государственное безумие.
Очевидное соображение о невозможности воцарения сумасшедшего работало во все исторические эпохи столь хорошо, что порой царствующая семья объявляла умалишенными тех своих членов, которые угрожали насилием по захвату власти либо случайно, а то и осознанно, запятнали себя громким аморальным поступком, разрушающим устои государства и общества. Здесь поучителен случай с великим князем Николаем Константиновичем из Романовых. Он не только острым умом и военными успехами подрывал авторитет наследника – будущего Александра III, но, изрядно охмелев однажды, попустил в родовом дворце страшному злодеянию. Его любовница с авантюристом-собутыльником выкрали брильянты из родительской иконы – царского подарка. Произошедшее настолько поразило династию, что великий князь был обязан взять на себя всю вину. Его во избежание пересудов объявили душевнобольным и на всю жизнь сослали на окраину империи. Не просто династия поддержала свою честь, но аморальный пример не был подан обществу.