Намедни в блогосфере изрядно нашумела , который, в благодарность за человечное к нему отношение некоего опера, рассказал ему про таинственные планы узбеков, а также прочих гастарбайтеров. Текст, надо сказать, примечательный, и ознакомиться с оными (тем, кто еще не читал) совсем нелишне.
Вкратце, великий заговор гастарбайтеров, о котором поведал узбек Ваня, сводится к следующему. Мигранты из Средней Азии в настоящее время тайно вооружаются, и схронов с оружием у них уже полно. Они ждут только часа «Х». Когда сей час настанет, то они все подымутся и начнут русских резать.
И изменить, мол, уже ничего нельзя. Их уже слишком много, у них гораздо больше денег, чем мы думаем, а также и оружия. Поэтому пока не поздно, нужно от этой мигрантской орды убегать – если не Европу, то хоть в Латинскую Америку.
Сразу же после того, как в ЖЖ появился текст с Ваниными откровениями, поднялась обратная волна: мол, это типичный «фейк», всерьез это воспринимать нельзя, это «троллинг» и прочие слова, означающие брехню.
Между тем, ситуация представляется несколько более интересной. Узбек Ваня – это, скорее всего, реальный персонаж. Но даже если он личность до кончиков ногтей вымышленная, то это ничего не меняет. Потому что его слова (или слова, вложенные ему в уста) – это, действительно, правда. Но правда в несколько ином смысле, чем показалось отдельным блоггерам. Это, разумеется, не конкретная программа действий – это слепок с психологии родоплеменной, этнической и/или национальной общности, возникающей в определенных условиях.
И вот об этой самой психологии есть смысл поговорить, ибо давно пора.
«Угнетенные» и угнетенные
В свое время большевики утверждали, что бытие определяет сознание. Они как всегда врали. На самом деле, именно наше сознание принципиально определяет наше бытие. И именно там следует искать истоки многих социально-политических процессов. В том числе и тех, которые порождает вышеупомянутые узбекские идеи.
Разнообразные людские сообщества (от семьи до нации), также, как и отдельные индивидуумы, могут пребывать в состоянии комфорта или дискомфорта. В нашем случае, речь идет про социальные общности, сформированные по этническому признаку. Состояние дискомфорта, соответственно, наступает в тот момент, когда сознание таковое общности начинает ощущать: имеющиеся у нее блага явно ниже положенной нормы.
Тут мы сталкиваемся с первым, имеющим чрезвычайно важное значение, «пунктиком». А именно: эта самая норма, отклонение от которой к низу оценивается негативно, не имеет никакого другого критерия, кроме субъективного самоощущения той или иной этнической структуры. Здесь почти всегда перестают работать все общечеловеческие критерии. То, что извне представляется справедливым и заслуженным, изнутри такой общности видится в совсем ином свете.
Далее срабатывает простой и малоприятный механизм человеческой психики, поврежденной, как и вся наша природа, первородным грехом. То есть, если рассматриваемое сообщество лишено каких-то благ, то лишено оно их, в собственных глазах, всегда незаслуженно. Ибо мы же не можем заслуживать, чтобы с нами обращались плохо, не так ли? Мы заслуживаем только хорошего. Далее, кто мог нас лишить этих благ, которые по праву нам принадлежат? Либо некая природная сила (стихийное бедствие, например), либо некие злые люди. То есть угнетатели.
Но проблема в том, что возникающая вследствие обиды ненависть нуждается в выходе. Ненавидеть стихию нельзя, и еще обидней становится – сами дураки, не смогли от нее уберечься.
Следовательно, если нам не хватает чего-то, что у нас «по праву» должно быть, то в этом виноваты некие угнетатели, которые вихри враждебные насылают и всячески нас эксплуатируют.
Все это, разумеется, не значит, что угнетения не бывает в природе – бывает, и более чем. И тут возможна уловка противоположного типа, когда в сознание этноса или нации сознательно внедряется разрушительная идея (в современной терминологии – мем): мол, ребята, вы сами во всем виноваты, во всех своих бедах, ибо плохо работаете, много кушаете, и т.д. и т.п. Русский народ – классический пример жертвы такого рода идеи (мема, медиавируса). Но это уже другая тема.
Факторы, порождающие ощущение «обделенности», могут быть самыми разными, а их действие – противоположным тому, какое, вроде бы, они должны оказывать.
Навскидку возьмем несколько примеров с разных континентов.
Пожалуй, классической можно назвать ситуацию в Родезии, где, как известно, «черные патриоты» боролись за права угнетенных негров. Самое интересное в той войне, которую родезийцы называли террористической, а «восставшие» – освободительной, было то, что «угнетенные» негры воевали с обеих сторон. В террористических армиях Мугабе и Нкомо они составляли абсолютное большинство, в родезийских воинских подразделениях – до 70% личного состава. И более всего страдали от «освободителей» именно черные.
То есть если какая-то часть чернокожих считала себя угнетенной и боролась за то, что она понимала под свободой, то другие с оружием в руках отстаивали это «угнетение».
Разумеется, следует помнить, что большая часть рекрутов в террористические («освободительные») армии Мугабе и Нкомо просто силой угоняли из их деревень. Но был и идейный костяк, осуществлявший руководство и более-менее искренне веривший в правоту своего дела. И себя они, разумеется, рассматривали как жертв политического режима «белого доминирования» (white-dominate).
Причем эти «жертвы» были сравнительно неплохо (а по меркам черных африканцев – так просто замечательно) образованы и обезпечены. Были они не обитателями краалей, а городской интеллигенцией. Но вот именно это-то заставляло считать их себя униженными и оскорбленными.
Негр, который жил в своей деревне и пас скот, никакого «угнетения» со стороны белых не испытывал. Он жил так же, как и его предки до прихода белых. Да, белые заняли часть земли, но ее хватало всем. Зато при них прекратились войны (по крайней мере, серьезные – на истребление) между племенами. Они строили больницы, в которых лечили от множества болезней, и школы, где учили детей. На их фермах всегда можно было подработать поденно, а на вырученные деньги купить что-нибудь полезное, или просто безделушку. Вожди, которые получали от правительства Родезии жалованье, и вовсе были довольны.
Более-менее всем в племени такая жизнь была по нраву. Все, что было раньше (норма), осталось, зато прибавилась масса новых приятных вещей. Самоощущение, на уровне племенного сознания, было, так сказать выше среднего – хорошее.
Совсем иначе обстояли дела с чернокожей интеллигенцией, которая получала образование, профессию, и формально интегрировалась в белое общество Родезии. С одной стороны, перед ними открывались все просторы Белого мира, они получали много больше, чем их деревенские соплеменники. Но при этом также принципиально менялась точка отсчета. Ибо чернокожая интеллигенция сравнивала свой статус не с земляками, оставшимися в краалях, а с белыми. И выходило как-то не очень впечатляюще. Ибо только-только народившаяся негритянская интеллигенция в принципе не могла составить серьезной конкуренции интеллигенции англо-саксонской. Что, само собой, в силу объективных законов экономики отражалось и на наличие материальных благ, и на социальном статусе. (Причем в Родезии эксперимент был чистым – в отличие от ЮАР, Родезия не знала апартеида-апартхайда.) Мало-мало выучившемуся африканцу было понятно: его потолок – это мелкий клерк, сотрудник какой-нибудь почтовой станции, в лучшем случае сержант. Для всего остального есть люди более образованные и лучше воспитанные и – да, эти люди белые.
В сравнении с тем, что осталось в краале, новый статус был просто раем. В сравнении с тем, что имели белые – более чем скромно, а хотелось, конечно, большего. Самоощущение четко уходило в минус, а далее, по вышеописанной схеме, возникала идея об «угнетении». И эта идея очень быстро сформировалась в мировоззрение и примитивную, но четкую идеологию тогда, когда на нее наслоилась коммунистическая пропаганда.
Со стороны все это выглядело более чем странно: именно те негры, которые более всех получили от белых благ, вопили об «угнетении», в то время как их деревенские соплеменники, которым досталось гораздо меньше, были вполне довольны и счастливы. До известной степени, это подвело белых родезийцев и всех вообще белых в Африке. Ведь им казалось, что чем больше дашь возможностей и прав черным, тем лучше они будут к ним относиться – а зависимость оказалась прямо противоположной.
Те же психологические механизмы сработали и в Косово и Метохии, когда коммунистический режим Тито позволили албанцам селиться в Космете.
Югославия была страной победителем, албанцы же, так или иначе, на протяжении почти всей войны находились в противоположном лагере. Во время Второй Мировой они активно резали сербское население Космета (который был включен в состав Великого Герцогства Албанского). Тито, вместо того, чтобы выслать всех албанцев из Косово и Метохии, не только разрешил им там остаться, но и воспрепятствовал возвращению бежавших оттуда косовских сербов.
Впоследствии, неизменно следуя сербофобскому политическому курсу и поощряя национальные меньшинства, Тито сделал все для улучшения положения косовских албанцев – а точнее, для албанизации Космета. Они получили широкую автономию. Для них были созданы пресса и телевидение на албанском языке (а равно и система образования). При этом граница между югославским Косово и Албанией была, мягко говоря, прозрачной. В общем, были созданы все условия для в высшей степени комфортной жизни албанцев в Косово и Метохии.
Для сербов такая политика была, по меньшей мере, унизительной. Но они (как и титоистское правительство) по крайней мере, рассчитывали, что благодаря такой неимоверной, унизительной щедрости со стороны Югославии албанцы станут ее лояльными гражданами. И, если оценивать процесс со стороны, то именно так и должно было бы быть.
Но получилось с точностью до наоборот. И опять – сработало этническое самосознание, самоощущение себя как «угнетенных». Во времена османского владычества мусульмане-албанцы были привилегированной (в отношении православных сербов) частью населения. И достаточно активно расселялись в Косово и Метохии (бывших ядром исторической Сербии; но ни турок, ни албанцев это не волновало). Возвращение этих земель под власть сербов рассматривалось как несправедливость; в ходе Второй Мировой войны ее попытались исправить (массовой резней сербов), но и в этот раз Космет достался Югославии.
С точки зрения сербов, маршал Тито пустил албанцев на сербскую землю, и дал им еще кучу всяких подарков – совершенно незаслуженно. Но косовские албанцы видели все совсем иначе. Для них югославская власть была властью захватнической, а всякое благодеяние, от нее исходившее – будь то амнистия, выделение земли или широкая автономия, – рассматривались лишь как частичная и не вполне достаточная компенсация за причиненные албанскому народу обиды.
Разное понимание сербским и албанским национально-этническим сознанием того, что является «нормальным» статус-кво, во многом запрограммировали последующие события в Косово.
Как же обстоят дела с самоощущением тех этнических групп, которые поставляют в РФ гастарбайтеров?
Вечно обязанные и вечно виноватые
Главным образом, нас интересуют такие страны, как Таджикистан, Узбекистан и Кыргызстан. Именно они являются основным источником всяческих джамшудов, среди которых оказался и узбек Ваня.
Что для их этнического самоощущения (применительно к России и русским) является нормой? Здесь нужно учитывать ряд факторов, среди которых советское наследие играет очень существенную роль. В 2009 г. был обнародован доклад с излишне длинным названием «Освещение общей истории России и народов постсоветских стран в школьных учебниках истории новых независимых государств», в котором содержится весьма показательная статистика. Например, ностальгия по СССР, согласно данному исследованию, наиболее сильна в странах Средней Азии (т.е. в тех, которые нас более всего интересуют в рамках данной статьи). При этом в этих же странах тамошние учебники истории пропагандируют антироссийские и антирусские воззрения.
Подобный статус-кво порожден ни чем-либо иным, как официальной советской пропагандой и национальной политикой. Россия служила главным источником всевозможных благ для всех «братских народов» Туркестана. Именно благодаря донорству русского народа была возможна нелепая и ненормальная ситуация, когда какой-нибудь безграмотный пастух за выпас своих баранов получал зарплату промышленного рабочего. Чем, собственно, и объясняется азиатская ностальгия по Совку.
При этом в самосознание этих народов именно советская власть вдолбила мысль о том, что они-де хорошие и замечательные, ничуть не хуже всех остальных, а отсталые потому, что стали жертвами империалистических хищников (в том числе, и русского «царизма»). А теперь все они имеют, как и положено, свои национальные республики, которые входят в состав братского Союза ССР со столицей в Москве. Который, в случае нужды, всегда поможет.
Таким образом, у нас вырисовывается некая норма самоощущения этнической общности, установившаяся к концу советского периода:
1) Мы – хорошие, талантливые и культурные, все наши беды от империалистов, в частности, русских империалистов.
2) У нас есть своя национальная республика (у всех – свои), где мы – хозяева.
3) Наша национальная республика – полноправный член СССР. Столица СССР – Москва. Следовательно, Москва принадлежит нам также, как и русским, украинцам и др. Да и вся РСФСР, в принципе, тоже.
4) Все, что нам дают русские, является искуплением их вины перед нами. Это не подарок и даже не помощь, а – компенсация за их преступления.
То есть русские им вечно были обязаны и вечно перед ними виноваты. И вышеописанные пункты были нормой.
В настоящее время налицо отклонение, причем в худшую сторону, от этой нормы. Потому что Москва и Россия, на бумаге хотя бы, им более не принадлежит, хотя еще совсем недавно, пусть номинально (хотя и не так уж номинально, но это разговор особый), как гражданам СССР – принадлежали. И это притом, что главный источник корма теперь находится именно здесь, именно сюда нужно за ним ехать, ибо высокие зарплаты узбекским пастухам РФ непосредственно все же не платит. Мало того, что нужно ехать, так еще и в Москве, которая всегда была «для всех», их не любят. А поскольку русские перед упомянутыми этносами, в их глазах, исторически «провинились», то подобный факт ощущается как несправедливое изъятие их собственного достояния.
И для Средней Азии и приезжающих оттуда гастарбайтеров это отнюдь не теория, а постоянная практика. Ибо они нуждаются в России во сто крат более, чем Россия в них. Россия этим, стремительно растущим численно, народам необходима для выживания. Но русские отказываются их считать своими, и норовят это продемонстрировать, несмотря на то, что позиция власти прямо противоположная. А социальный статус гастарбайтера таков, что большинство из них обречено кружиться в самой близи социального дна. И, конечно, сравнивают они себя не с земляками, которые остались пасти баранов в кишлаках, а с местными коренными жителями.
Немаловажную роль также играют и русофобские СМИ РФ, которые готовы с утра до ночи визжать про зарезанных таджикских девочек. Это еще более укрепляет мигрантов из Туркестана в сознании своей правоты относительно «угнетения»: «Смотрите, даже они сами признаются…»
И, конечно же, свой вклад вносит ислам, согласно которого нормативным является такое положение вещей, когда мусульмане получают привилегии в отношении «неверных».
Стало быть, самоощущение – в минус. Ниже среднего. Что дальше? Дальше, естественно, «угнетенные» ищут «угнетателя».
Самоощущение – мировоззрение и мифология – идеология – метод и решение
Вышеописанное самоощущение порождает, вкупе с другими факторами, уже определенное мировоззрение. И на этот процесс, кроме мнимой «угнетенности» русскими, существенное влияние оказывает то, что русские воспринимаются как соперники в борьбе… за Россию. Вожаки этнических диаспор не могут не понимать (а от них это понимание транслируется вниз, в массы), что нынешняя власть в РФ – власть антирусская. И ставку она делает на инородцев, преимущественно на мусульман. При этом Россия им нужна – для жизни и для добычи денег. И в этих условиях возможность захвата Россия – это еще не реальность, но это уже нечто, о чем начинают мечтать и рассуждать.
Таким образом, формируется мировоззрение, имеющее следующие основные составляющие:
1) Русские – угнетатели, всегда нас угнетали, а теперь еще сильнее, чем при СССР.
2) Поэтому будет справедливо когда-нибудь у них взять реванш, воздать за все обиды. В идеале – подмять под себя всю Россию.
3) Пока сил мало – но со временем, и даже очень скоро, мы их накопим. Так появляется мечта о «Великом Дне», «Час Х», когда коварный и жестокий враг падет, и ему сторицей воздастся за все обиды.
Это еще не идеология. Это лишь некая мутная мировоззренческая картина, наполненная мифами. Суть такого рода архетипических мифов прекрасно отражена в замечательном стихотворении Р. Киплинга «Песнь пиктов». Образы схвачены настолько хорошо, что стоит процитировать его полностью.
Тупые копыта Рима
Ступают на сердце, на брюхо;
Рим смотрит куда-то мимо,
И римское ухо глухо.
Повсюду посты, охрана,
И прячутся наши орды;
Мы лечим словами раны,
Но помыслы наши горды.
Нет ни любви к нам, ни злобы,
Столь мы ничтожный народец;
Все же глядите в оба —
Есть и для вас колодец!
Мы — червяки лесные?
Мы — плесень корней, гниенье?
Мы словно шипы стальные!
Мы — крови распад и тленье!
Омела душит деревья,
Моль одеянье губит,
Крыса сгрызает вервья —
Но жертву никто не любит.
И наше племя ничтожно,
И мы несем наше бремя;
Мы скрытны, мы осторожны,
Будут плоды в свое время!
О да, мы народец хилый,
Но только будьте спокойны;
Нас много, и мы всей силой
Начнем за свободу войны.
Столетия рабства и тьмы
Были уделом нашим,
Но стыд вас погубит, и мы
На ваших могилах спляшем!
Узнаете рассуждения Вани-узбека? И можете не сомневаться: 99% гастарбайтеров, способных хоть к какой-то мыслительной деятельности, мыслят именно этими категориями, живут этими мифами.
Это еще отнюдь не четко сформулированная идеология, и уж тем более не метод захвата власти. Это – лишь некая картинка окружающего мира, возникшая из чувства «угнетенности». И она всегда примерно одинакова. Именно поэтому не стоит воспринимать рассуждения узбека Вани как абсолютную неизбежность и смертный приговор. Все те незримые сети узбекских и таджикских «заговоров» еще отнюдь не так совершенны, и возможности мафиозных структур гастарбайтеров – не столь велики, как расписывает этот самый Ваня. Не столь велики уже хотя бы потому, что на этом поле (среда мусульманских инородцев, претендующих на захват России) они отнюдь не одиноки, и у них есть куда более серьезные конкуренты, а именно, кавказцы. Кавказ представляет сегодня самую значительную угрозу. Кроме того, есть этнические структуры мусульман Поволжья, и иммигрантов-мусульман из так называемого дальнего зарубежья. В сравнении с ними гастарбайтеры из Средней Азии, хотя и представляют угрозу, но все же несколько меньшую. Главное их оружие сейчас – постоянный численный прирост. В качестве военной или политико-экономической силы они Кавказу, безусловно, проигрывают.
Кроме того, мигранты из Средней Азии отстают и в идеологическом развитии. На Кавказе уже давно сформировались две цельные идеологические системы и программы: национально-сепаратистская и фундаменталистская исламская. Обе они были обкатаны на практике (в Чечне), выработана стратегия и тактика борьбы (борьбы против нас с вами, кстати – не стоит об этом забывать). У них есть идеология и есть метод ее реализации.
Цепочка здесь всегда одна и та же. 1) Негативное самоощущение (чувство угнетения – действительного или мнимого) – 2) мировоззрение «угнетенных» – 3) политическая идеология, которая принимается всем или почти всем этническим сообществом – 4) метод ее реализации.
Чечня на четвертую стадию вышла уже в 1991 г. А этнические сообщества гастарбайтеров, существующие сейчас в России, находятся на втором этапе (мировоззрение «угнетенных»).
Столь широкий резонанс в сети откровения узбека Вани вызвали именно потому, что они как раз этот переход – от стадии номер один к стадии номер два – очень верно обозначили. Они уже не просто недовольны. Они уже начали мечтать о мести и разного рода «величии и славе» – на нашей земле и за наш счет. Это еще только второй этап, и плод, безусловно, еще не созрел.
Что радует.
А на грусть наводит то, что для созревания, при прочих равных, ему не потребуется многом времени. Политическая платформа, с упором либо на пантюркизме, либо на панисламизме (а хрен редьки не слаще) сформируется скорее рано, чем поздно – а затем неизбежно начнется и реализация новой программы… По опыту Чечни, можно утверждать, что прохождение стадий 3 и 4 вряд ли займет дольше четырех-пяти лет. Сколько будет длиться еще стадия номер 2 – сказать трудно, но судя по всему, тоже не слишком долго.
В итоге, весь процесс вряд ли займет дольше десяти лет. Если ничего не поменяется, то через десяток годков к кавказцам и иным диаспорам добавиться еще и политически организованная и чрезвычайно многочисленная среднеазиатская диаспора. Это будет очень серьезная сила, сила, настроенная в высшей степени решительно – также, как и косовские албанцы в 1999 году.
Процесс ее формирования еще не закончился, но он активно идет.
Остается лишь сказать спасибо узбеку Ване за то, что он нам об этом напомнил.